Потаенный Киев. Хранитель. История восьмая. Эпидемия

Благодарность Катерине за въедливость и не зря потраченное время

Хранитель-8. Эпидемия

Максим раздраженно увернулся от солнечного зайчика, запрыгнувшего на клавиатуру.

Свет резанул по глазам, вызвав очередной приступ головной боли. С экрана настырно подмигивал ободранный котенок, намекая на неоконченный отчет. Взрыв женского смеха из бухгалтерии отозвался набатом внутри черепа. Сломанный кондиционер скалился со стены надгробным памятником нормальной температуре. За окном буяло лето. Плавно плавился асфальт. Вослед за ним текли пот и мозги.

Гизметео бодро обещал +40 в тени. На Гуцульщине очередной ливень затопил очередное село. Максим, облизнув сухие губы, позавидовал лемкам. У них там хотя бы мокро. Вода. Много. На пару минут утихнувшая мигрень вновь возродилась в правом виске, до отвращения напоминая одну назойливую птичку. Ватное тело отказывалось шевелиться напрочь. «Похоже, я заболел», — удивился он давно забытому ощущению. После рождения Татьяны он не позволял себе расклеиваться. Надо было кормить семью. Та на удивление много ела. А также пила и не хотела ходить голой.

Еще тусня эта вчерашняя. Вспоминать о незапланированном отрыве не хотелось. Это жара. Это все жара. Максим не без основания считал себя верным мужем, а потому первая измена царапала сердце, отравляя и без того паскудное самочувствие.

С обедом тоже не сложилось. Всяко полезный капустный салат вызывал отвращение, а котлета из фаст-фуда – искреннее желание обнаружить в ней хоть ниточку мяса.

Мясо. Молоденькое. Свежее. Нежная, розовая плоть. С кровью.

Парень потер виски.

Когда противная желтая морда покатилась к закату, он понял, что домой идти не готов. Хотелось шелеста листвы, земли под ногами, воздуха, хоть частично свободного от выхлопных газов.

Благо до Яра было рукой подать, в половине восьмого Максим нырнул под благословенную сень деревьев. Первый же вдох наполнил ноздри многообразием запахов, желудок, отвергнувший дневную псевдоеду, бодро заурчал, требуя пищи.

Истеричный лай заставил подпрыгнуть на месте. Некрупный комок на лапках вновь зашелся тявканьем, то нервно подскакивая на одном месте, то пятясь в близлежащие кусты.

— Ромуальд, мальчик мой, иди к мамочке, – пышная платиновая блондинка, благоухая ландышем, флагманским линкором проплыла по тропинке, уволакивая в фарватере неизвестное животное и громко бурча под нос: «Напьются, а потом шляются, собак пугают…»

Максима передернуло. Он даже начал комментарий по поводу умственных способностей мохнатых комков и жирных баб, но поселившийся в животе троглодит отвлек его, вновь требуя еды.

Резко стемнело. Какие-то ставшие чужими ноги повлекли вглубь Яра, движение вперед вдруг стало единственно нужным, правильным.

Он бежал сквозь заросли, на удивление ловко подныривая под ветки, захлестываемый неведомым ранее азартом до кончиков настороженно приподнявшихся ушей. За бегом одобрительно следила полная серебристая луна, так напоминающая веселый смайлик.

Пьяное ржание гармонично легло на общее настроение. Когда первый из двух алкашей аккуратно подставил глотку – зверь спокойно принял дар.

Не обращая внимания на вопли, то, что еще час назад было в меру преуспевающим экономистом, подняло окровавленную морду к луне, известив мир о своем рождении.

______________________________________________________________

Мы проводим друзей и вернемся,

Чтобы снова кого-то терять.

И назад мы уже обернемся

Лишь тогда, когда сможем понять.

Бархатный прямоугольник плавно опустился вниз, унося первую выпитую бутылку мадеры, жаркие споры, самодельные катаны, знакомство с преферансом, неверно взятые аккорды.

Навсегда.

Унося убитого тобой некогда лучшего друга.

Крышка над исчезнувшим гробом Сержа с лязгом встала на место, подводя черту под беззаботностью молодости.

Никитин вышел из мертвой прохлады крематория под палящее солнце.

Да будет пухом им земля,

Да будет меч всегда в руке,

Да будут вереском поля,

Дрожать над изголовьем их могил.

Было мерзко.

Очень.

День первый

Когда я вывалился из раскаленного ЛАЗа, хотелось одного. Пива. Холодного. Много. До заветного оазиса оказалось добрых 15 минут.

Когда половина бокала умчалась по пищеводу, Андрей, подмигнув  из-за очков,  поднял запотевшую тару: «С прибытием в Ольвию, коллега!»

Ну, «коллега» это он, пожалуй, от доброты душевной. Польстил. Кандидат – первокурснику. Хм. Хороший мужик, наверное. Квасит, по слухам, знатно. Мне еще учиться и учиться….

Вода в лимане была, конечно, мокрой, но пленка из водорослей напоминала о громадном котле с супом. Счас еще пару-тройку градусов до кипения и можно морковку бросать. А картошку не можна. Самим мало.

Ой. Сколько ж вас здесь! Наверное, это специальные мухи-археологи. Вид такой. На симпозиум слетелись. Со всей страны. По проблемам греческих поселений.

Еще раз «Ой». Говорила мне мама: «Сына, не ходи в эти ваши гробокопатели!» А я не слушал. Блин! Очень писать хочется. Но в эту будку не полезу. Там все равно занято. Этими, которые на симпозиуме. У них, наверное, доклад, а тут я. Неудобно. Ну ладно, по-маленькому за кустиками. А если проблема побольше?

Да, кстати, местную воду старожилы пить не рекомендуют. Тем, кто без привычки. А то, говорят, после нее весь ход симпозиума нарушишь. На пару часов. А времени на это нет. С утра на лопату.

Ух ты! Все не так плохо! У местных можно разжиться недорогим вином (и на фига мине та вода?). А еще, оказывается, археология привлекает немало девчонок. А говорят, упадок науки. Брешут.

Никитин, открыв дверь, шагнул в прихожую. Первый порыв, направится к компу, был пойман и задушен на корню. «Так. Обувь снять. Руки мыть. Рюкзак не в кресло, а на вешалку. Футболку не в угол, а в стиралку. Господи, сложно-то как!» Совместная жизнь оказалась крайне непростой штукой. Тем более не на своей территории.

Шевелящийся, издающий много звуков клубок выкатился из кухни, уткнувшись в ноги парню.

— Арчи, Анфиска! Прекратить бардак!

Принося крысу в дом любимой, Виктор знал о существовании кота. На семейном совете порешили, что звери как-нибудь, да поладят. Оказалось, не все так просто. Присутствие крысы в доме старожил воспринял средне. Главной проблемой для Арчибальда стало определение статуса нового хвостатого члена коммуны. Еда или Соперник?

Джентльменом сиам был только в отношении кошек, а Анфиске послаблений на слабый пол не давал. В общем, первой же ночью крыса была проверена на зуб.

Зализывая укушенную лапу, кот уверился, что в квартиру подселили таки Соперника.

И началось.

До серьезных увечий дело пока не доходило, но раны гордо считали обе стороны. Скорее всего, сильную, но легкую крысу выручало длительное одиночество Арчи, не желающего терять нового собрата по разминанию старых костей.

Тяжелый вздох донесся с антресолей. Виктор обреченно вздохнул.

«Явление североамериканского кролика-зануды».

— Бегають и бегають. Тупотять и тупотять. Пройтись решил, чуть ногу не оттоптали, ироды! А твой зверь лютый сей час на меня пасть злобно оскалил. Зубы, видать, точил. Только Арчибальд меня от поношения спас…

Виконт привычно отрешился от «белого шума». Дело в том, что сиам не был единственным обитателем Ладиного жилища. Грозой местных джунглей оказался домовой, воспитанный в идеалах кандового домостроя. Настолько редкого зануды и консерватора парню встречать еще не доводилось.

Аристарху не нравился этот корабль, эта команда, ему вообще ничего не нравилось, сэр! И если выбор хозяйки он с грехом пополам принял (понудев пару недель про то, как в его время…), то длиннохвостая Анфиска с ее живым, непоседливым характером повергла почтенного хранителя дома в шок.

…завсегда от дедов-прадедов не должно крысам в доме обитати!..

«Господи, а ведь было время, когда я домовых не видел и не слышал…»

День второй 

…М-да, девчонки девчонками, но после дня на лопате какие-то они не очень возбуждающие…

День четвертый

А впрочем, ничего. Кстати к  участникам симпозиума тоже почти привык. И к супу в лимане. Я, наверное, уже настоящий археолог! Тока водки стоко в меня пока не влазит. Да менты эти луганские напрягают…

Фигня это все, я теперь Некрополь копаю! Вот сегодня. Работаем, темнеет уже. Сидим на двухметровой глубине в могиле, прохладно. Закат наверху угасает, красота! Тут Лангу вожжа под хвост попала. Откладывает он, значит, череп, и давай чесать: как-то раз, говорит, молодняк вроде вас ночью на раскоп поперся, вина попить с юными девицами. Романтики им мало было. Только ночь для романтики оказалась неудачной. А они еще сдуру устроились на Некрополе, возле участка, который только завтра копать наметили. Уселись, веселье началось, да ненадолго.… Разбудили они могильник. Встала, говорят, из земли тень девушки в белом. Глянула на студентов. У тех весь алкоголь из бошек повылетел, как не было. Барышня ближе, глядит недобро, а в глазах темнота да стужа. Ну, молодняк, даром, что зеленый, ноги в руки, бегом по палаткам. Добежали, все вроде в ажуре. Только двое из тех пацанов отсюда не уехали. Один утоп, другой на камни возле родника навернулся. Девчонки, что характерно, не пострадали. С тех пор иногда по ночам видят в Ольвии белый силуэт, а мужикам, которые с женщинами неласковы, встречаться с ней не советуют…

Наверху уже звезды вовсю, в лагерь идти как-то страшновато…

Не, я девчонок не обижаю, но мало ли…Правда, в могиле ночевать не с руки. А Ланг, сволочь, не успокаивается: «Еще, говорят…» Вот гад, будто нам Белой Барышни не хватит.

 

Виконт свернул «Тотал вар», открыл почту. Пока коханая готовилась к госам с однокурсницей, парень решил не путаться под ногами, перебравшись обратно в свою холостяцкую берлогу.

Письмо от Вовки. Внезапно защемило сердце.

«Протокол осмотра… Рваные раны в области шеи… Труп расположен лицом к.…Оторванная рука без трех пальцев…»

Никитин потянулся за сигаретой. Отклика не было. Казалось, смерть Сержа уничтожила что-то важное внутри.

«Опять ваши блядские разборки! Добро. Зло. Хранитель. Темный»

Ничего не хотелось. Некогда лучший друг лежал кучкой пепла в фаянсовой урне. То, что раньше подрывало на действие, сейчас не стоило и выеденного яйца.

Хлопнула входная дверь.

 

К вечеру жара немного попустила, и можно было нормально дышать. Виктор брел по пересохшим улицам, пытаясь найти себя. Получалось плохо. С неба подмигнула первая звезда. Шумели деревья по бокам аллейки, осталась позади Андреевская церковь, наверху остывал после рабочего дня уставший фуникулер.

Темная тень, заслонившая левый берег, придвинулась, оказавшись рядом. Виктор смотрел на того, кто изменил историю Города, страстно желая знать, что за мысли бродили у него в голове во время низвержения Перуна, сделавшего неизбежным поворот в жизни Киевской Руси.

Притихли сверчки, отдалившись, исчезли переливы гитарных струн из верхней беседки.

На безлюдную площадку перед памятником опустилась тишина.

Шаги снизу прозвучали кощунственно. Крепкий, среднего роста мужчина, обладатель оселедца на бритой голове и вислых усов, косо глянув на памятник, подошел ближе.

— Здравствуй, Хранитель.

Широкое лицо со шрамом на подбородке. Кошачья пластика движений. Алое, прямоугольное корзно. Массивный нож в обитых мехом ножнах. Хитрый прищур синих глаз.

— Здравствуй, Игоревич.

— Не дурак, и глаз зоркий.

— Ну, князь, ты б еще в силах тяжких да на борзом жеребце выехал. Я все-таки местами историк.

— Разговор у меня к тебе. Вы тут в мирные времена расслабились, как я погляжу. А зря, времена, они меняться любят. Вчера тишь да гладь, а сегодня.… А ты свою потерю лелеять будешь. Сколько? Год? Два? Это не последняя твоя утрата. Да не тогда ты его потерял, когда Быстрый жизнь взял. Раньше, много раньше. Сперва дорожки ваши разошлись, видеться стали реже: раз в полгода, потом на рождения праздники. Тогда он с Темным сошелся. Подумай еще, о Серже ль ты горюешь? Может, о памяти, о юности выть хочется! Посмотри на себя – ты пустой, сомнения выпили все силы. Хватит! Ты забыл, людям вообще редко бывает легко. Тебе — тем более, Хранитель.

— Я….   наверное, Городу будет лучше, если уйду.

— Вот как? А то, что Киев, избрал своим Хранителем тебя, еще что-то значит? Вспомни Любаву, Деву Леса, Книгочея, Василия, Анфиску. Мне продолжать? Скольким ты  помог, а скольким нужна помощь?  Да, есть немало тех, кто чувствует дыхание этого города, но Хранитель один — ты. Темный хочет изменить Киев. Уйдешь? Готов увидеть здесь Мордор? Или 1984? Или мир Безумного Макса? Внутри жителей, а то и снаружи? Он не сможет сделать ничего хорошего. Стать ранним Гондором или воплотить Полдень XXI Киеву под силу. Но вместе со своим избранным.

— Ты время зря не терял, князь, но мы тоже литературку почитываем. Проблема все равно в людях. Без них не победит ни одна сила.

— Он хочет всех убедить, что человек человеку волк, что жить по закону око за око проще, а думать только о себе – надежнее. Тебе нужно научить их заботиться о близких. А после придет понимание, что каждый близок для кого-то. Это первая ступень.

— Для чего?

— Всему свой черед. Соберись, не время раскисать, Родина в опасности! Я тебе все рассказать не могу, у нас там свои рати. Хотя придет час, мать с сыном меня не остановят. Но пока рано. Тебе друг скоро позвонит. Выслушай его, сделай милость.

День шестой

Сегодня вскрыли новый кусок Некрополя. Работы непочатый край. Тока идет вяло. День какой-то странный. Давит. Все сонные соваются. Когда Колян нашел «штуку», уже думали заканчивать. Она странная. И крепкая. По ней лопатой заехали – ни царапины. Колян еще торопыга. «Штуку» чистить взялся —  руку о гребень резанул. У нее гребень есть. Вот. А вообще – не шкатулка, не ларец, не сундучок. Одно слово «штука». Странно. Сегодня ни одной девчонки на раскопе, а мне смех женский слышался. Довольный такой. Недобрый. Так. Пора спать. Устал я что-то.

Разговор с Древним пошел на пользу. Отпустила тоска, буквально смытая напором и силой Победителя каганата.

Вовка, голос которого по телефону звучал тускло, измотано, подъехал к семи, вид у него был ненамного лучше голоса.

— Здорово, Витек, не поверишь, я к тебе за помощью. Пошли к компу, лучше один раз увидеть…

«…Рваные раны в области шеи… Труп расположен лицом к…Оторванная рука без трех пальцев…» Наглядно все выглядело во сто крат доходчивее, чем на бумаге. Виконт потер левую сторону груди. “Да понял я, понял», – зло подумал он.

Первые трупы стали находить в парковых зонах около месяца назад. Жмурики в лесопарках не были сенсацией, все списывали на стаи бродячих собак. Тем более что характер повреждений прямо вопил о нападении диких (или одичавших) зверей. Люди ТАК не могут.

Лишь когда количество жертв, найденных в разных парках города, перевалило за второй десяток, милиция зашевелилась. Параллельно было отстреляно и отловлено изрядное количество кабыздохов, но проблемы это не решило. Люди продолжали гибнуть.

— За последнюю неделю в день по 3-4 покойника. Все управление на ушах. Отпуска отменили. Патрули как в военное время. Ничего. Пусто. Ноль. А у меня свои глюки. Я постоянно на твои материалы натыкаюсь, ну городские истории, конек твой. Еще эта манера мистику везде приплетать. Позавчера – ты мне приснился. Нет бы блондинка фигуристая. А с утра как наврочили. Чую – к тебе идти надо. Нахрена, непонятно. Чем ты поможешь, когда вся киевская ментовка с приданными силами гопки скачет? А чуйка не отпускает. Ну, вот он я. Выручай, брат. Я тебя во сне видел…

 

Виктор стоял в сердце Киева, глядя на Город. Утреннее солнце подсвечивало крыши зданий, весело играясь непоседливыми зайчиками. Перекрикивались автомобили, блестела внизу лента Днепра, легкий ветерок шевелил листья деревьев.

«Прости меня, – молчал парень, – я думал только о себе. Жизнь продолжается, а я позабыл о деле. Все будет хорошо. Мы справимся. Ты и Я»

— Хрен вам, а не Мордор, – подвел итог Хранитель.

Присевший на соседнюю ветку воробей согласно чирикнул.

«А дело-то дрянь», — понял Виконт, закрыв глаза. Город был болен. Многочисленные очаги заразы, не меньше сотни, расползались по его телу метастазами, замыливая внутреннее зрение. «Что за эпидемия, мать твою. Пожалуй, пора в поле. Тока пока не лично».

 

Крупный коричневый двортерьер явно что-то искал. Постоянно нюхая воздух, отчаянно меняя направления, собак буквально олицетворял саму идею поиска.

«Спокойнее, милый, спокойнее, не торопись. Обстоятельно работай, с чувством. Блин, до чего угол зрения непривычный». Виктор дернулся на кровати. Шарик ломанулся через дорогу. «Фух, камикадзе лопоухий, спокойнее, не лети так».

«ПДН. Нюхай родной, нюхай, ищи эту падлу. Парк здесь приличный, народу шарится много. Так, местная шобла, с ней мы грызться не будем, не время. Эту  импозантную сучку проигнорируем, извини дружок, потом».

Еле уловимый аромат, въевшийся в ноздри еще на Детинце, коснулся собачьего носа. «Был ты здесь, скот, не так давно, был, да весь вышел. Что ж, будем искать дальше…»

Бабий Яр. К этому месту Никитин всегда относился настороженно. Слишком много крови впитала эта земля. Такое даром не проходит.

«Неинтересно… неактуально. Ух ты, могут если захотят. Стоп! Оно!» Низкое угрожающее рычание, вырвавшееся из песьей глотки, подтвердило диагноз. Пахло зверем. Большим. Хищным. Да что там пахло, несло! Хранитель максимально закрыл своего мохнатого коня от обнаружения. «Нет тут никого и не было никогда».

Темная тень мелькнула впереди, просочившись сквозь густой кустарник. Дикий крик раздался неподалеку. Шарик осторожно выглянул на поляну.

Сцена очень напоминала старые вампирские фильмы. Высокий блондин в футболке с надписью «Ария» склонялся над отчаянно визжащей девицей подросткового возраста. Шарик вгляделся в нападавшего. Тот не напоминал ни классических оборотней, ни киношных кровососов. Заострившиеся, слегка искаженные черты лица, чуть выступившие зубы. Но тут в поле зрения оказались его глаза, Виктор поёжился. Это не были глаза человека. Так глядит на свою жертву большая белая, заходя для смертельного удара. Так оглядывает запутавшуюся муху паук. Люди так не смотрят. И только на самом донышке Хранитель различил боль, отчаяние попавшего в ловушку гомо сапиенса.

Понимание пришло внезапно.

«Стоп. Он болен. Память блокирована, контроль над собой утрачен. Но если есть болезнь, должен быть ее источник…

Покажись. Выгляни…»

Резкий поворот, пустые глаза зашарили по кустам.

«Глаза – зеркало души говорите? Поглядим».

Работать было жутко неудобно.

Движение внутри. Всегда было интересно, как воспринимает мир младенец. Похоже, появился шанс узнать.

Бежит. Вкусно. Не бежит. Мое. Пища. Много. Зовет. Кто? Она? Нет, чужой.

Мыслит ли в нашем понимании муравей? А пчела?

«Насекомые, хм. Улей, муравейник. Интересная цепочка вырисовывается…  где же вашу мать, ваша матка, товарищи насекомые? Или, прости Господи, королева?

Любитель Кипелова устремился к кустам. Но Хранитель оказался быстрее.

Мягко обрушилось на землю блондинистое тело, настоящий хозяин которого вряд ли вспомнит, чем он занимался в глубине Бабьего Яра. Виктор мягко коснулся вылетевшей из носителя багровой искорки, ставя на ней сигнальную метку.

 

Никитин стоял перед ободранной хрущевкой, всматриваясь в окна 3-го этажа. Метка привела сюда. Было волнительно. Мысль о том, что стоит ошибиться, и ты сам будешь гасать через заросли, загоняя человечков, бодрила, добавляя адреналина. Средней обшарпанности дверь. В квартире живые? Нет, живой. Один. Никаких эфирных сущностей на расстоянии километра. «Ну, поехали».

Звонок разбудил «Миллион алых роз». На пороге стоял мужик годков под 40 в спортивных штанах и хайратнике.

— Вам кого?

— Тебя, родимый…

 

Допивая третью чашку чая, Виконт с изрядной долей недоумения рассматривал сидящего перед ним человека. Все пошло не так. Вместо опасной схватки образовалось интересное знакомство с милейшим Коляном-археологом, который уже битый час посвящал журналиста в тонкости своей профессии. Сейчас, например, тот достал из-под стопки женской одежды очередной артефакт, засыпая собеседника малопонятными подробностями. Но все же. Метка не могла ошибиться. А она привела сюда. Хранитель поймал ритм дыхания собеседника. Физика. Чисто. Пошли глубже. Упс. Что-то до боли знакомое.

Хриплое дыхание. Ветки бьют по морде. Упоительный бег. Страх жертвы. Бросок. Вкус крови.

«Ты же не болен. В тебе нет подсадки. Откуда ощущения зараженного? Ни фига не понимаю. А если ты только переносчик? Стоп. Археология такая штука. Добычливая. А не мог ли ты чего добыть ненужного?

Понадобилось еще полчаса, чтобы прояснить вопрос.

Откопали таки, Шлиманы доморощенные, в Ольвии некую непонятную хрень. «Штукой», кстати обозвали. Колян так до сих пор не понял, что это был за предмет. Тем более что тот, после возвращения экспедиции, довольно быстро пропал. Штука действительно была довольно интересная. Черный прямоугольный ящичек из крайне прочного материала. Ну, человеческий гений, в конце концов, до содержимого бы докопался, но предмет вовремя исчез.

«А может, не вовремя»?

Все становилось на свои места. По крайней мере, уже было виден источник эпидемии. А милейший ученый, сам того не ведая, действительно выступил переносчиком неведомой заразы. При этом сам он ни за кем по кустам не бегал.

 

«Надо все контакты отследить, выяснить, на кого же эта тварь перебралась». Виктор шел по темной улице, оптимизма в его мыслях было немного. «М-да, еще тот кусок работы. Замахаюсь я, маленький, каждого из его знакомцев проверять». Но кто мог помочь в этом морочливом деле, парень пока не знал.

 

Утробный рык из кустов. Никитин попятился. «Зверюшка, зверюшка, как же ты нежданно… Расслабился».

Туманная фигура приближалась. Повеяло гнилым мусором и дерьмом.

— Хранитель Киева, – проскрежетал пришелец, – сколько световых лет.… Имею что передать. Мой старший друг и союзник говорит: «Не лезь к Древней, зубки пообломаешь, не твой это уровень, мальчик…»

Фигура принюхалась.

— Как интересно, а Хранитель-то у нас слабенький. Негодный, прямо скажем Хранитель…

Одним движением тварь оказалась совсем близко. От ее вони буквально останавливалось дыхание. Кислород казался небесной манной, недостижимой и мифической.

Черная молния снесла нападавшего. Никитин судорожно вдохнул теплый воздух, закашлялся.

Темная гибкая тень промелькнула рядом, подчеркивая человеческую неуклюжесть, слабость, тормознутость. Черная как смоль, изящная до кончиков ушей… Кошка, в общем. Тока здоровая. Метр в холке. Плюс минус лапоть. Ах да, на каком она слое парень, так и не понял. То возникая на физике, то проваливаясь в эфир, перед ним стояла ожившая «Сказка джунглей». «То ли пантера, то ли ягуара, то ли вовсе пума, какая – в том, что это самка, Никитин не сомневался, а вот вид – ну елы-палы, я же не ветеринар, я стратег!»

Кошка пренебрежительно рявкнула, отпрыгнув в сторону.

— Э-э-э, животное! Ты куда? Ты откуда? Стой! Да погоди, красивая!

Почему-то казалось, что так громко фыркать умеют только бегемоты, да еще киты. Не, оказалось, коты тоже.

Виконт бросился за странным видением. Та особо не торопилась, но расстояние сократить не давала.

Суматошный бег по пустынным улицам.

«Какие-то они черезчур пустынные», – трезво отметило сознание.

Мысль остановиться казалась кощунством. Движения зверя завораживали. Не смотреть на нее было выше человеческих сил.

Мелькнула по правую руку Андреевская, «Багира», вдруг резко ускорившись, помчалась вниз по спуску.

Запыхавшемуся парню показалось, что тень скользнула к беседке, он бросился туда.

Вспыхнувший огонек зажигалки вдруг выхватил из темноты до боли знакомое лицо.

— Лада??? Ты как здесь.… А… где кошка?

— Кошка? Какая кошка? Черненькая такая? С хвостиком? Ушки бубочкой? Не видала…

Лада приподнялась на скамейке, ее ставший разом тяжелым, горячим взгляд придавил парня к земле.

Девушка менялась. Сквозь знакомые черты насмешницы-жизнелюбки проступила древняя, исконная, жёсткая, но одновременно любящая, понимающая сила. Та, что с зарождения человечества берегла его суть от захлестывающей волны глупости, тупости, самодовольства. От тьмы, падения, мрака. Та, пред которой склонялись вожди. Та, благодаря которой род людской до сих пор еще жив, невзирая на все свои пороки, безумства, ошибки.

Виктор плюхнулся на скамейку.

— Берегиня? Ну, ты, мать, даешь…

— Здравствуй, любимый, – откликнулось эхом, – наконец по-настоящему здравствуй…

Две фигуры слились в полумраке беседки, под крылом счастливого Города, ничто в целом мире не смело их потревожить.

Лишь неподалеку игриво терлись мордами черный упитанный кот и блестящая в свете фонарей то ли пантера, то ли ягуара, то ли пума. Тот случай, когда размер действительно не имел значения.

 

— Ну, рассказывай, что там у тебя с оборотнями прояснилось, – спросила Лада, поправляя вкрай растрепанную прическу.

— Оборотни-шмоборотни… Это, солнце мое, скорее ликантропы, болеют они дружно. В общем, был я сегодня у одного товарища…

— Кстати, – дослушав рассказ о неудачливом энтузиасте-археологе, спросила Лада, – а ты барышню его не проверял? Лягушатники не зря твердили миру. Пошерше ка ты ля фам, может чего и проклюнется.

 

— Чем могу? – Высокая темноволосая женщина вопросительно подняла бровь.

Дорогой брючный костюм. Явно от какой-то Версачи, только Виктор в моде разбирался чуть похуже, чем свинья в апельсинах. Золото, ненавязчиво развешанное по телу. В общем, не бюджетница. Однозначно. Милейший Колян-археолог рядом с этой бабой не представлялся вовсе. Никак.

— Я по поводу Николая…

— Ой, заходите! Я его уже два дня не видела, работа, знаете ли…

Да, квартирка отнюдь не бедненькая. Скорее наоборот.

— Вы знаете, неприятности у него. Ценную вещь проворонил. Теперь вот органы заинтересовались. Не сбыл ли налево. «Ноль эмоций, фунт презрения. Я вообще туда попал? А если по-другому…»

Сперва никаких различий с человеком не было. Только в глубине ментала Хранитель почти прикоснулся к чему-то неизвестному. Изменения оказались разительными.

«Да что ж это меня девицы удивлять принялись».

Парень поморщился. Заныли зубы, разболелась голова, очень захотелось оказаться подальше.

«Мощная тварь, пожалуй, что таки здравствуй, матка»

— Тебе здравствовать не желаю, – ответила женщина, которая не была человеком, – надоел ты мне. Что дальше делать будешь, Сторож? Девку отпустишь? А сколько Меня на улицах, не забыл? Тут уже много Я.

— Я – последняя буква алфавита, забавная ты выхухоль. Лучше скажи, откуда взялась, утоли любопытство?

— Оттуда, мальчик, оттуда. Когда туповатые греки добрались до этой земли, они даже не представляли, на чьих алтарях строят свои городишки. Я плоть от плоти Степи. Я охотник и охота. Я то, из-за чего враги боялись степняков как огня. Я лучшее, что есть в человеке. Жажда добычи – Я. Смерть врагу – Я. Жизнь семьи – Я. Как, по-твоему, выживали люди, когда весь мир шел на них войной?

— Ну, ты скромняга! Весь мир у нее враг!

— Весь, кроме кровных родичей. Забыл? Люди, те, кто живут рядом. Твоя кровь. Еще породнившиеся. Остальные – мясо. Здесь скоро будет еще больше меня, вот увидишь.

— Осади коней, ты не у себя на побережье. Даже не в степи. Тут ты не в своем праве. Если перевести с родного на русский, этот Город – Я. И люди, какие ни есть, других у меня нет, тоже Я. А два Я рядом – многовато, не находишь?

— Ну, так и вали отсюда. Ты еще почти человек. Забирай свою бабу и уходи. Мир большой, на твой век хватит. А это место мне нравится.

Говорить больше было не о чем.

Хранитель, который уже минут 10 собирал внутри колючий серебристый мячик, наконец выпустил его на волю.

Полыхнуло знатно. Докатило даже до физического плана. Фигура, стоящая перед ним, рассыпалась в пыль. Под звенящие бубенцы недоброго женского смеха.

Виктор пошатнулся. «Не смотри в глаза умирающему», — всплыло в голове. Теперь он знал почему.

 

Она была не хуже и не лучше других. Навязчивая идея американских супергероев – быть таким как все. Она была обычным человеком. Это так надоедает – быть обычным. Пахота за гроши с 9 до 18. Телевизор. Вино с подругами. Очень хотелось стать сильной, независимой, желанной. Покорять, разбивать сердца, казнить, миловать.

А вот парень ее подвел. Угораздило дурочку связаться с археологом. Все обещал заняться чем-нибудь денежным. Врал. А потом пришел месяц август. Все случилось как-то буднично, обыденно. Коля вернулся из экспедиции, бурная ночь, а наутро она захотела перемен, почуяв в себе силу их совершить. За два дня нашла работу, о которой вчера не смела мечтать. Холеные богатые мужики роями завились вокруг, причем тот, кто был допущен к телу, уходил осчастливленным надолго. Она отрывалась по полной. Только по утрам, когда еще не проснулась до конца, наваливалась такая тоска, что хотелось биться головой о стену. Но утренний туман развеивался, новая она, образца последних недель, вновь очаровывала, срывала овации, зажигала в клубах, кричала от звериной страсти на смятых простынях. Только сил оставалось все меньше и меньше. Казалось, что-то выжигает ее изнутри.

Уже неделю она жила как в тумане. А когда пришел этот высокий парень, внутри как оборвалось. Она отключилась на время, а потом увидела его бешеные глаза, ощутила смертельный жар, впервые за этот долгий месяц почувствовала облегчение.

«Как же просто. Один контакт со слизистой, эта тварь уже в тебе. Потом находятся твои слабости, воплощаются тайные желания. Только неси Ее дальше. Правда, надолго тебя не хватит. Месяц. Много два. Сгоришь. Но я успел увидеть, что были такие, кто не поддался. Кто задавил Ее в себе. Не дал вертеть собой, как кутенком. Тогда она уходила. Как же просто…»

 

Они встретились на выходе из вокзала. Похлопали друг друга по плечам, Виктор понял, что искренне рад свидеться. Библиотекарь был весел, загорел и язвителен.

— Ну, ты надумал, барин, меня сюда тащить в физическом теле.

— Фигня, чай, не Эверест. Без тебя никак. Есть обрывки инфы, надо сложить картинку. Ты Библиотекарь или где?

— Типа того. Ладно. «Есть у меня одна история», — как говорил один не совсем человек. Ведай, что тут у вас.

 

Последнюю ложку наваристой солянки Артем опрокинул в себя одновременно с завершением рассказа.

— М-да, без поллитры не разобраться.

Оба одновременно посмотрели на темный штоф «Поважной»

— Наливай еще по одной, я баиньки. К 11 подъем, будем работать.

 

— Гляди, план такой. Есть место, где можно найти информацию о чем угодно. Если знать как. Вселенская Библиотека, слыхал о такой?

— А то! Кто о ней не слышал.

— Ты, когда пойдем, про стерву эту думай да на меня слепок перекидывай. Тока держись рядом, не умечтай куда-нибудь. Там потеряться плевое дело. Особенно новичку.

 

Хранитель впервые видел, как работает Библиотекарь. Это было… странно.

 

Мягкий рассеянный свет.

Отдаленный шум голосов.

Мерный звук метронома.

Холод.

Фигура спутника стала неестественно многогранной, глубокой.

Вспышка.

Скользят под ногами плиты, выщербленные сотнями тысяч шагов. Ни с чем несравнимый запах бумажной пыли. Постепенно со всех сторон проявляются высоченные стеллажи, заполненные книгами.

— Ану-ка, — прикосновение руки, — ну конечно, рожденные в СССР. У меня попервах тоже похожая картинка рисовалась. Пока в функцию не вжился.

Силуэт Библиотекаря просматривался смутно, искаженно.

— Это место каждый видит по-своему. Причем от визуалки зависит возможность работы с хранилищем. Тебе, например, стеллажи до горизонта. Много ты тут отыщешь без каталогов и персонала? У меня сейчас ситуация получше. Я как-никак функционал…

Ветер.

Долгие, режущие порывы.

Раскатистый гул.

— Вошли в систему. Кидай слепок твари, пора. Счас поглядим…

Остро кольнуло в боку.

— Звыняйте, батьку. Это вроде платы за абонемент.

Виктор опустил глаза. В ауре, напротив печени, на уровне ментала, зияла дыра размером с футбольный мяч.

— Таки да, – покосился Артем, – недостижим еще коммунизм для трудящихся, соврал Никита Сергеевич. Ну, поехали.

Потемнело в глазах.

Виконт никак не мог идентифицировать реальность, где они находились. Четкое ощущение тела. При этом вокруг океан ментала с эфирными островками. В общем, хрен его знает, товарищ начальник, собака след не берет, говорит, не наша территория.

Полыхнуло багровым.

Библиотекарь практически растворился в окружающем ничто.

Давно пропали стеллажи. Плитка. Даже запах.

Тоскливый напев кобыза.

Аромат ковыля.

Далекое ржание.

Прямо впереди проявляется фигура с посохом в белом плаще, широкополой шляпе.

Смещение перспективы.

Крики чаек.

«О Элберет, Гилтониэль…»

Белый цвет заслоняет окружающее.

Глаза в сеточке морщин. Проникающие в саму душу.

«…подошел он, спросил, что хочет от него…»

Дружеское прикосновение.

«Дерись, мальчик».

Толчок куда-то влево.

— Фига себе, – отозвалась пустота по соседству, – впервые старика Олорина здесь встретил. Хм. А это, пожалуй, к добру. Куда это он тебя пихнул?..

Шум битвы. Надрывный женский голос, бросающий рифмованные фразы.

Зло.

Резко.

Смертельно.

— Ну, иди сюда, маленькая…

Большая запущенная комната. Стол. Кресло «эпохи одного из многочисленных Людовиков». Усталый старик захлопывает тетрадь. Поверх обложки вязко проступает надпись «Вселенская Библиотека».

Долгий захлебывающийся крик.

Пахнет подгорелым мясом.

Поджариваемым без масла.

Злорадный женский смех.

— Есть! Есть, курва! Вить, за меня держись, валим отсюда.

 

В реальном мире было прохладно.

 

— Значит так. Можно Ее вызвать, это сработает. Но ты здесь не помощник. Она откликнется только на женский зов. Да, справится с Ней может только баба. Не спрашивай почему. Может, отголоски матриархата. Вот такие у нас дела. Скорбные.

 

Никитин мялся перед дверью коханой, боясь шагнуть в квартиру. Он не знал, что делать. Соврать о результатах похода в Библиотеку? Срочно искать воительницу с огненным мечом? Убиться веником?

Дверь распахнулась.

— Сложно, милый? Ответственность, она такая штука – непростая. Не переживай так. Моя это драка. Моя.

 

Легкий ветер зашелестел верхушками сосен. Виктор, сидящий на высоком чурбаке, отбросил окурок. Глянул на березовую рощу. Лады не было уже минут десять. Невдалеке беспокойно заворочался Леший. «Извини, родной, сейчас будет жарко, не светись тут, пока не закончим, лады?»

Шаги снизу. На холм поднималась Берегиня.

— Я готова, Хранитель. Начинаем.

Земля отозвалась приглушенным гулом. Набежавшие тучи закрыли небо. Ветерок приобрел черты урагана. В паре десятков метров с треском упала сосна. Искры костра рисовали вокруг пары причудливый узор.

Резко потемнело.

Она пришла со стороны лесопосадки. Крепкая фигура с красивым, безжизненным лицом Горгоны. Воздух за Маткой изгибался, подрагивая. Казалось, что-то большое, неуклюжее пытается выбраться наружу.

«Все-таки времена изменились. Сейчас человек научился обходиться без подобных тварей», – Виконт оперся о сосну.

— Привел таки защитницу, маленький, – лицо Матки исказилось в недоброй улыбке. – Эй, подруга, тебя эти тупые мужики не достали еще? Пошли его в пень! Может, хватит под них ложиться? Давай лучше вместе покажем, как в ранешние времена люди жили!

На краю освещенного круга мелькнула и с рычанием растаяла человеческая тень.

«Идея насчет леса была на пять. Мало вокруг зараженных, а пока из Города подтянутся, уже все решится…»

— Нет уж, извини, подруга, не срослось. Никогда с Витькой не соглашалась, а ведь вправду что-то к лучшему изменилось за тысчонку-то годков. Не твое сейчас время, подруга, лишняя ты здесь.

Он бы не успел. Никто бы не успел. Но подтолкнула в спину, шевельнув кроной, сосна, прыгнул в руку Быстрый, до этого не проявлявший интереса к происходящему.

Удар.

Виктор поднялся с земли, сплюнув кровавую слюну.

Напротив, припав к земле, подрагивал в предвкушении темный рычащий Зверь, нефиговых таких размеров. Тускло блеснул кинжал. Взгляд в сторону костра.

Там пауза.

«В гляделки решили поиграть, однако».

Туша напротив издала высокий, режущий уши звук.

В ноздри ударил запах свежей крови.

Бешеный азарт погони.

Хрип перепуганной добычи.

Пульсирующая жилка под клыками.

Торжествующий вой победителя.

«Ага, самой большой жабы на болоте. Альфа-самцы, блин, и альфа-самицы».

Противник ответил разъяренным ревом.

В этот раз Хранитель не был придатком своего ножа. Когда Виконт вынул клинок из туши Зверя, воздух трещал, прогибаясь под напором энергий, раскручивающихся вокруг сумасшедшими воронками. Над верхушками сосен, проявляясь от физики до астрала, сплетались в смертельном объятии три фигуры: Младшего, Багиры и некоего гибрида степной волчицы с гиеной.

 

Матка пошатнулась.

 

Громовой раскат раздался, казалось, над самой головой.

 

Плавное движение Берегини потревожило воздух над поляной. Матка двинулась навстречу.

Раскручивающийся танец разбудил притихшую грозу. Хлынул ливень. Две фигуры в отблесках умирающего костра скользили сквозь буйство стихий, потоки воды не смели их коснуться. Сама природа, явив миру две свои противоположности, вела сейчас извечный спор между милосердием и жестокостью, пониманием и неприятием.

Любовью и Ненавистью.

Смотреть на изначальный танец стихий было больно.

Две женщины уже сблизились настолько, что напомнили любовников в момент наивысшего блаженства. Казалось, танцующие уже не касались тверди.

Титанический раскат грома обрушился на многострадальную землю.

Женский силуэт на траве. Слабое движение.

 

Никитин всматривался до рези в глазах, но никак не мог понять, кто из двоих встает сейчас с земли, поворачиваясь к нему.

 

 Убить дракона

Вечерние сумерки опустились на землю, накрывая плащом туманов высокого широкоплечего человека, сидевшего возле костра. Он слегка улыбнулся, принимая заботу природы, пошевелил палкой поленья, выпуская на свободу сноп искр, и вновь погрузился в раздумья.

К нему, живущему далеко в лесу, прибыл посланник короля. Предложение монарха переговорить тет-а-тет было принято Ведуном исключительно от скуки. Король был чрезвычайно вежлив, рассыпался в любезностях, исторгая килограммы хвалебных спичей и литры восторженных од.После длительного рассуждения о здоровье, погоде в лесу, упитанности оленей самодержец, наконец, перешел к делу. «Так я и знал», — подумал Ведун.

В окрестностях дворца завелся дракон. И хотя он, никого не трогая, тихо жил в пещере, питаясь исключительно лесной живностью, королю не давала покоя мысль о сокровищах гигантского змея. Положив в схватках с драконом два десятка своих лучших рыцарей, монарх вспомнил о ведуне, от которого до сих пор не уходила живой не одна тварь.

Скука не отступала, и Ведун согласился.

Крик ночной птицы отвлек человека у костра от воспоминаний. Он

прислушался к ночным звукам, не обнаружив ничего интересного, вскоре уснул.

Через несколько часов после рассвета Ведун был уже у входа в пещеру.

Яркий дневной свет сменил мягкий полумрак, постепенно переходящий в полную темноту. Внезапно Ведун кошачьим движением переместился за камень, обнажив меч. «Здравствуй, человек», – мягкий рокочущий голос спугнул темноту. Стены пещеры вздрогнули.

— Я не буду желать тебя здоровья, змей, потому что я пришел убить тебя.

Тяжелый вздох.

— Еще один. Сколько людей уже пробовали, и где они сейчас?

— Я не человек.

Два громадных желтых глаза вспыхнули в темноте, обращаясь к

пришельцу.

«Здравствуй, — прозвучало с новой интонацией, — Сын Бога. Вот мы и встретились».

Ведун опешил.

— Откуда ты знаешь, кто я?

— Многое знания – многие скорби.

Мудреное высказывание прозвучало весьма иронично.

— Я последний из рода Великих Драконов.

— Как твое имя, Дракон?

Набор звуков, едва слышимых человеческим ухом, прозвучал, зависая в воздухе тяжелыми каплями воспоминаний. Ведун отшатнулся. Пред его взором явились ажурные башни, увитые каменными кружевами изящных узоров, инкрустированных драгоценными камнями. Высокие, красивые люди в изысканных одеждах, тени, проносящиеся в небе, кольца огромного золотого тела и бездонные глаза, излучающие иронию, вплетенную в мудрость веков.

Звякнул о камень выпущенный из руки меч. Высокая фигура опустилась на колени, закрыв лицо руками.

— Я вспомнил тебя, Дракон.

— А я и не забывал тебя, малыш. А теперь убей меня, если хочешь. Ты

единственный в этом мире, кто сможет это сделать.

— Дракон… — голос сорвался.

— Это судьба, малыш. Через много тысяч лет после падения Империи

Потомков Богов два последних представителя рас, живших там бок о бок, сошлись вновь. И один пришел убить другого.

— Я одинок, Дракон. Люди… они мелочны, глупы… они…. У них просто

другой путь.

Я ужасно одинок, Дракон.

— Я тоже, малыш.

— Люди, ворвавшиеся в нашу последнюю крепость, погибли очень

плохой смертью. Мне некому больше мстить. Людские женщины не по мне. Их интересует только золото и власть. Мне некого больше любить. Здесь не сходятся просто так. Здесь либо ползают в ногах, либо пытаются втоптать тебя в грязь. Мне не с кем больше дружить. Не осталось ничего. Ни любви, ни дружбы, ни ненависти. И смерти тоже нет. Она не осмелилась подойти к Сыну Бога! Я устал, Дракон.

— Есть способ, малыш.

Солнце скатилось на запад, стволы сосен вспыхнули янтарно алым светом, тронутые умирающими лучами светила. На фоне кроваво-красного диска двигались два силуэта. Огромного золотого дракона и высокого златовласого мужчины. Затих ветер, умолкла листва, гордые травы склонились перед уходившими в Закат.

И там где они проходили, не была примята трава.

Седьмая глава http://perekat.kiev.ua/?p=5331

Девятая http://perekat.kiev.ua/?p=5393