Альберт Санчес Пиньоль «Молитва к Прозерпине». — М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2025. Серия: Большой роман
Гимн изменениям, или «Кадавры, неудовлетворенные желудочно»
62 год до н.э. Рим.
Юный Марк Туллий Цицерон, первенец того самого Цицерона, после разгрома мятежа Катилины, получает от отца задание. Отправиться в провинцию Проконсульская Африка, где было замечено легендарное чудище мантикора – появляющееся перед гибелью великих империй.
Марк не слишком доволен поручением. Мало того, что юнец трусоват, не дружит с мечом и не выносит вида ран, а в Африке, по слухам, орудуют шайки безжалостных разбойников.
Вдобавок идея покинуть Вечный Город как раз в то время, когда есть возможность пожинать плоды славы своего знаменитого отца! Ну куда это годится!
Но все еще хуже, чем казалось с холмов великого Рима. В Африке возникает непредставимая опасность, которая может не просто нанести жуткий урон Республике, но и стать концом человечества.
Своеобразная книга, принадлежащая перу каталонского антрополога и писателя Пиньоля, где автор погружает нас в реалии альтернативного Древнего Рима. Написан роман от первого лица в виде послания к некой таинственной Прозерпине. Со старта цепляет на крючок любопытства, постулируя уже свершившийся Конец Света (прием противоречивый, с одной стороны убивает интригу, не оставляет сомнений, что для человеков все плохо кончится, с другой — заставляет с нетерпением ждать подробностей апокалипсиса). Не чужд стилизации под старинные тексты, поначалу огорчает сухостью и дидактичной нарочитостью языка (переводчика традиционно попинаем?).
Четко разделен на две части. В первой половине регулярно отвлекается на описание римской действительности, но не забывает о приключениях по типу африканских романов пера Рида, Буссенара, фильмов типа Хищника, Призрака, совмещенных с назидательно-поучительными моралитэ и сдержанно-менторским описательным подходом, прямиком из учебной литературы. Вызывает ассоциации с работой Кестлера, но не с полными жизни образцами «машины времени», по примеру Спартака, Мальчика или Императора. Требует немало времени на погружение и привыкание к стилю, раскрываясь лишь ближе к экватору.
Вторая половина ближе по духу к описаниям похождений Марко Поло, читается увлекательнее, посвящает больше времени голодным подземным жителям и глобальной картине падения Рима.
Любопытно: спуски под Землю, что первый, что второй, остаются за кадром, лишь изредка герой бросает пару слов о своих безумных эскападах под поверхностью. То, что другой автор растянул бы на пару томов, Пиньоль просто пропускает. Лишь третья прогулка удостоилась краткого и скупого описания. Но даже те огрызки информации, что получает читатель о подземном мире – интригуют, жаль автор зажал подробности — жадина. Вспомним хотя бы очаровательных огодикусов, или Капустный луг.
Подземный народ «морлокистых» тектоников становится главным фантдопущением книги. Вышел он у автора ярким, правда местами чрезмерно назидательным и нравоучительным. Пиньоль рисует разумных существ, являющихся злом чистой воды (особенность, приписываемая скорее демонам). Жуткие эгоисты, рождающиеся почкованием (!), не ведающие любви и дружбы. «Кадавры, неудовлетворенные желудочно», разумные существа с тремя рядами акульих зубов, живущие, лишь для того, чтобы жрать. Не знающие искусства и богов, не задающиеся вопросами космогонии, смысла бытия, бессмертия духа (неясно, откуда у них при таких вводных философы, о которых упоминает автор?). Жестокие твари, обожающие пытки и причинение боли. Не приемлющие общества, монархов и социальных связей. Объединяющиеся лишь для военных походов. После уничтожения вражеской армии бросающиеся пожирать недавних противников. Овладевшие «биотехнологиями», использующие рои насекомых для своей одежды, доспехов и щитов. Подчинившие разных животных, от «кальмаров», копающих туннели, до огромных вьючных гусениц длиной в сотни метров (что-то мне это напоминает, не правда ли старина Фрэнк)?
Являющиеся воплощением худших людских качеств: от чревоугодия и эгоизма до потакания животным инстинктам. И одновременно аллюзией на реакцию Земли, направленной против засилия людского рода (едят тектоники лишь людей да свинок (чем хрюшки перед планетой провинились?), не брезгуя, правда, плотью сородичей).
Заодно тектоны дают возможность автору показать, что люди не желают меняться даже при смертельной опасности для вида, продолжая заниматься своими дрязгами и политическими игрищами. Упорно держась за отжившие, но удобные и выгодные для некоторых, институты.
Другая важная альтернативность здешнего Рима связана с ахиями — одинокими воителями, ратующими за справедливость. В здешней версии Римской державы уже тысячи лет существуют монастыри Геи. Монахи, поклоняющиеся Богине Земли, славятся добрым отношениям к людям, и к ним приносят изрядное количество нежеланных детей. Единицы из тысяч таких сирот после прохождения массы испытаний и тренировок (таких, например, как задушить крокодила), и признания личным магическим камнем, становятся ахиями. Обнаженные женщины и мужчины, украшенные спереди и сзади крестом, славящиеся своим непобедимым воинским искусством. Способные на расстоянии «слышать» особо сильные чувства и переживания. Странствующие по дорогам Республики в ожидании взрывов эмоций, кричащих о беззаконной несправедливости. Защищающие слабых мира сего от преступников. А вот в законным образом творящееся зло, типа мытарей, отбирающих последнюю корку хлеба, или убийство собственного раба, ахии не вмешиваются. До поры до времени. Интересный подход.
Особенностей Римской республики времен заката, автор не пожалеет, правда описаны они пунктирно, назидательно, без особой изюминки, хотя и от первого лица (казалось бы, личностное изложение должно добавить огоньку – но нет). Нас познакомят с отношением отца фамилии к детям. Нюансами взросления патрициев, беспечальной, полной утех жизнью знатной молодежи. Всеобщим стремлением к политической карьере. Особенностями римской политики. Сведут с Цицероном, Цезарем и Помпеем. Поговорят о мятеже Катилины и падении Карфагена (даже дадут посетить развалины этого беспощадного соперника Рима). Бесконтрольном ростовщичестве, разъедающем основы Республики. Обычаях приема в клиенты и патрицианских перстнях. Коррупции сенаторов и способах попадания в рабство. Охоте на зверей для цирка, беспределе наместников и неготовности общества к глобальным реформам.
Граней римской жизни много, но поданы они походя и неакцентировано, галопом по Европам, так сказать. Хотя может это и логично для выбранной Пиньолем эпистолярно-дневниковой формы изложения.
Дополняет дело своеобразный юморок в изложении юного Марка. То мелькнет перед глазами «последнее свидетельство римской культуры» — кресты со скелетами. То, умиляясь хорошему отношению отца к сервам, сын вспомнит, что домашний раб Цицерону был «дороже, чем ночной горшок». То патетичная сцена добровольного жертвоприношения перед битвой, прервется неловким моментом пускания газов этой самой жертвой.
Главный герой романа семнадцатилетний юнец, отличающийся от сверстников трусостью и неприспособленностью к воинскому ремеслу (что крайне понижает вероятность развития политической карьеры, ведь получение магистратуры в Древнем Риме было возможно лишь после службы в легионе). Честолюбец, жаждущий пройти обязательным для патриция путем. Парень, осознающий свои слабости. Не самый плохой человек, как для своего времени, понятное дело. К примеру, в отличие от большинства сверстников, относящийся к рабам не как к предмету (но и не как к людям, само собой), но лишь как к существам, обреченным на свою долю. Позволяющий себе критическое отношение к Республике и тем, кто ей управляет. Пространно размышляющий о бедах Рима, бесящейся с жиру молодежи, вседозволенности, правящих всем деньгах. Способный собраться с силами, в сложных обстоятельствах отпустить немудреную шутку. Твердо решивший не посрамить честь фамилии. Проходящий недурное развитие образа, от сопляка-«птенчика», жаждущего лишь побыстрее вернуться в Рим и не прогневать папашу, до лидера, готового к самопожертвованию и взявшего на себя недюжинную ответственность. А уж после семилетней подземной одиссеи перед нами и вовсе другой Марк.
Нескладухи и противоречия образа, типа страха перед ранами и оружием, сочетающегося с бравым отрубанием конечности пленнику, оставим на совести автора.
Имеются в романе и приличные второстепенные персы. Вспомним хотя бы ахию Ситир, ставшую любовным интересом ГГ. Колоритного примипила — свидетеля окончательного падения Карфагена. Или носителя Идеи, раба по имени Сервус, отличающегося революционно-коммунистическими взглядами и странноватой судьбой (то что этот парень откровенно обогнал свое время, оставим за скобками). По большому счету перед нами еще один ахия, не прошедший лишь последнее испытания браслетом, но чтобы добраться до него, обязанный справиться со всеми предыдущими тренировками и экзаменами, включая крокодилов. Момент, упорно игнорируемый как автором, так и героями.
Этических вопросов в своем труде Пиньоль поднимает немало. Они, поданы навязчиво, понятное дело, банальны (а что из моральных постулатов нынче можно подать не стереотипно?), но «повторение – мать учения». Пройдется автор по жажде наживы, рушащей царства, скотскому отношению власть имущих к нижестоящим, растлевающему высокомерию.
Но основных моральных арок в романе две штуки. Порицание рабства – института «поглощающего тела и души», ломающего не только рабов, но и господ, превращающего людей в сволочей, калечащего людскую суть, искажающего отношение человека к человеку. И вторая, становящаяся фактически стержневой идеей романа — необходимость изменений, ведь умение меняться на протяжении жизни — основополагающая черта, необходимая для выживания как отдельного человека, так и государства.
А вот чересчур открытый финал к достоинствам книги отнести сложновато. Фактически перед нами жирный задел на продолжение, но судя по отношению Пиньоля к тем же неописанным подземным приключениям, вряд ли оно будет создано.
Напоследок пара помарок к авторскому варианту древнеримской истории.
-Два консульских легиона на тот период насчитывали несколько поболе 10 тысяч бойцов. Каждому легиону придавались ауксилии — вспомогательные силы союзников, почти всегда равной или почти равной численности.
-Высадка той армии с кораблей была проведена прям показательно головотяпски, я даже не припомню сразу подобного раздойбайства в римской истории (жду мнение знатоков). Реальные римляне к обустройству лагеря при военных походах относились с маниакальным упорством, причем чаще всего начинали строительство не снимая доспехов. Все остальное подождет, но укрепленный лагерь при каждой остановке/высадке – это святое.
-«Во время походов меч, щит и прочие доспехи едут в повозках». Да ладно! Именно поэтому легионеров прозвали мулами Мария? Вся поклажа, доспехи, оружие, плюс колья для лагеря, носились воинами Рима на горбу, до минимума сокращая количество повозок. При морском переходе снарягу в руках, понятное дело, все время не держали, но при высадке наверняка взяли бы с собой.
-100 тысяч врагов Рим уже видал (вспомним кимвров с тевтонами хотя бы). Справились, причем и без одного из лучших стратегов в мировой истории. Пускай организация тектоников получше, чем у варваров, так и у квиритов не лингам собачий, а Цезарь во главе. Да и для самого Рима такое количество бойцов не является чем-то запредельным. Легионеров бывало в строю и поболе (не в одном месте, понятное дело). Мобилизационный ресурс у Рима был весьма и весьма велик.
-Кстати, слова Цезаря о том, что новый набор римских бойцов будет сплошь необученными новобранцами, не есть полная правда: повторно в войско шло немало ветеранов, имеющих за плечами не один поход.
-Вдобавок именно в моменты самых страшных угроз непосредственно Вечному Городу, римляне находили в себе силы собраться и приложить все силы для отпора врагу (Ганнибал и Спартак не дадут соврать). А до момента, когда жители Рима выродились и расслабили булки, на момент описываемых событий (начало нашей эры) оставалось еще не одно столетие.
-Да реакция жителей Вечного Города на появление внутри 80 тысяч врагов описана слишком уж панической. Желающих пощекотать брюшко противника домашним инвентарем было бы на порядки больше, чем описано у Пиньоля. Тем паче, как мы помним, в Африке не особо организованная ватага рабов уже давала злодеям прикурить. Повторюсь, время вырождения римлян еще не пришло.
Эрго. Любопытная, но суховатая и назидательная альтернативная история, стилизованная под старину, полная патетичных морально-этических размышлений и спорных авторских решений. Важнее для Пиньоля явно философское изложение своей идеи, а не акцент на соответствии эпохе, историчности и погружении в прошлое (явный собрат уже упомянутого Кестлера). Ничего криминального, но к такому подходу надо быть готовым.
