После подольского коллеги, познакомимся поближе с еще одним гетманом. Скульптурой, имеющий бронзу за старшинство среди киевских памятников (после колонны Магдебургского права и Владимира).
Фигурой Богдана Хмельницкого на Софийской площади. Фигурой в сердце Киева, перед глазами которой за без малого полторы сотни лет прошли многие значимые для Украины события.
Историю появления памятной композиции батьку Хмелю простой не назовешь.
Мысль увековечить одного из известнейших предводителей казацтва возникла еще в 1840-х годах, и была озвучена устами профессора университета (тогда в Киеве было одно учетное заведение, достойное этого гордого звания, многие считают, что с тех пор ничего не изменилось) Николая Костомарова. 
Несколько десятилетий ждали высочайшего одобрения, и к 1860-му, наконец, процесс пошел. Но с изрядным скрипом.
Первый проект авторства скульптора Михаила Микешина, поданный на рассмотрение комитета, возглавляемого профессором универа Михаилом Юзефовичем, мог бы в клочья порвать современное толерантное общество. Несмотря на то, что сермяжная историческая правда в подходе Микешина к тем жестоким временам была. Изображал проект нашего бравого гетмана, чей четвероногий скакун, гарцуя по польскому флагу, сбрасывал со скалы в пропасть польского пана, попа-иезуита, а заодно и еврея (по-видимому, традиционно шинкаря и ростовщика, не дающего счастливо жить трудолюбивому украинскому народу). С другой стороны скалы, не обращая внимания на пролетающие тела, четыре фигуры (великоросс, малоросс, белорус и русин) благостно слушали кобзаря.
Отличный памятник получится, решили в комитете, и в 1870 приступили к сбору средств. Тут то и начались проблемы. Собрали всего 37 тыс рублей (что вроде и немало, но для строительства столь крупного памятника, мягко говоря недостаточно (изначально бюджет предполагался в районе 150 штук).
Вдобавок генерал-губернатор Юго-Западного края (Волынская, Подольская и Киевские губернии) Александр Дондуков-Корсаков засомневался в необходимости столь открытого глумления над одной из частей империи (да и очередное восстание не так давно закончилось). К тому же далеко не все в обществе (после осмотра модели, выставленной в зале Первой гимназии) одобрили столь «смелый» проект.
В результате, было решено из всего многообразия оставить только фигуру гетмана на коне и одинокого иезуита. В 1877 фигуры отлили из гипса, а через год на гипсовый проект удосужился взглянуть государь-амператор, «зарубивший» и летающего иезуита. Гетман остался в одиночестве. Пардон, с конем.
В 1879 отлитая на питерском заводе Дж. Берда фигура гетмана была готова. Пошло на нее 1600 пудов (25,6 т) лома «зеленой меди». Замысел Микешина воплощали в металле скульпторы П. Велионский (работал над фигурой Богдана) и А. Обер (на нем был конь Хмельницкого). Консультантом по облику и одеяниям гетмана выступал историк Владимира Антонович.
Думаете все? Благолепие во языцех и памятник уже знакомится в киевлянами?
Как бы не так!
Сперва не хватило денег на задуманный «по богатому» пьедестал. И фигура Хмеля, прибывшая в 1880 из СПб в Киев железной дорогой, была отправлена на временное пребывание во двор Присутственных мест (целый квартал на Владимирской рядом с Софийской площадью между Софийским и Михайловским соборами, где располагались губернское правление, суды, полиция и пожарные). Это «временно» растянулось на восемь (!) лет.
Ведь кроме работы над пьедесталом был еще один нюанс. Где именно ставить памятник? Казалось бы, ответ очевиден – на Софийской площади, где народ в 1648 встречал батьку Хмеля (есть версия, что встреча проходила около Золотых ворот). Однако на эту честь претендовала и площадь в конце Крещатика, «где фонтан Моряк». Однако Софийская победила.
По легенде, памятник изначально предполагался устанавливаться задом лошади к Михайловскому собору, но после жалоб священников, изменил месторасположение. Соответственно, вместо Польши Хмель указывает то ли на Швецию, то ли на Белоруссию. Подтверждений легенде нет, большинство исследователей отрицает «верчение гетмана». Как и то, что создатели памятника предполагали «фигу в кармане», направляя руку Богдана в сторону Москвы.
А тем временем продолжались пляски вокруг постамента. Выяснилось, что насыпанный земляной курган не выдержит массивного Богдана. Нужно было ставить гранитное основание, даже нашелся материал – гранит, оставшийся после сооружения Цепного моста. Но денег на строительство постамента вновь не отыскали. 
Дело застопорилось, место, отведенное под памятник, превратилось в знатную общественную уборную и мусорник (вечная беда заброшенных строек, что в 20, что в 19, что, наверное, и в 11 веках).
Лишь в 1886, благодаря архитектору В. Николаеву, согласившемуся трудится «за спасибо», камням, предоставленным управой Киевской крепости (на тот момент Тюремного замка) и работе арестантов из этого самого замка, дело сдвинулось с мертвой точки.
23 (11).07.1888 года, в рамках празднования 900-летия Крещения Руси, памятник, после всех мытарств был открыт. Практически все участники долгого процесса, включая Юзефовича и Николаева, были отмечены чинами и наградами. Кроме Микешина.
Как бы там ни было, Киев украсился третьим памятником в своей новой истории. Под его взором пройдет падение империи, бурные революционные годы, оглашение Универсалов Центральной Рады, вихри Второй мировой, развал Союза и судьбоносные события лет Независимости.
Концерты, парады вышиванок, отмечания Новых годов и Дней Европы. Под тенью батьки Хмеля будут встречаться влюбленные, гулять мамочки с колясками, звучать гитарные переборы и ожесточенные споры, проходить митинги и сотни тысяч туристов.
А о действительной, истинно верной роли парня на коне, в контексте последних политических веяний и распоряжений ЦК, пускай спорят историки. Надо же им за что-то деньги получать.
