Потаенный Киев. Хранитель. История четвертая. Братство Ищущих

                                                                                   Благодарность Катерине за заботу о                                      молодежи.

Хранитель-4. Братство Ищущих

Промозглый ветер поднял опавшие листья, швырнув их под ноги бегущему юноше.

Холодный лик луны брезгливо глянул из-за туч, осветив узкую аллею, еле проглядывающую между колышащихся деревьев. Справа на миг показалось русло Реки, но тут же исчезло за ветвями. Заунывный вой всплыл позади, густой волной прокатившись над головой, растаял вдали. Многоголосое перегавкивание возникло по бокам, замыкая охотничий круг. «Один позвал, другие, суки, ответили». Несмотря на крайне паршивую ситуацию, мозг, привыкший к рифмам, не прекращал поиска аллюзий.

Вечер начинался томно. Концерт, сдобная блондинка, многообещающий флирт. В общем, ничего не предвещало такого, блин, конца. Из-за чего возникла ссора, он так и не понял. Фонтан эмоций, незаслуженная пощечина, темная аллея днепровских склонов, оглашаемая матами на предмет коварных, сцуко, порождений ехидны.

Все переменилось в один миг. Шуршание в кустах явило миру крупную овчароподобную тварь с весьма недобрым оскалом. Через мгновение количество действующих мохнатых морд на ночной аллее увеличилось.

Он знал, что нельзя подставлять спину. Что нужно вычислить вожака и убить его. Что страх смертелен. Но тушка слаба, знание не заменяет способности.

Парень побежал.

Стая гнала человека, наслаждаясь каждой минутой его бегства. Века подчинения, унижения пеной выходили из пасти, капая на пожухлую листву. Хозяин становился добычей.

Когда возникшая впереди дворняга, бабушка которой явно согрешила с водолазом, мягко прыгнула на грудь, неунывающий мозг услужливо выдал: «И стреляли нас врост с налетевших стрекоз. А ведь не волки даже, друзья человека, бля».

Умирать было больно.

 

Виктор сидел, опустив голову на руку, печально глядя на пол. Там, абсолютно не таясь, нагло обернувшись хвостом, сидела средних размеров, слабой упитанности серая до тошноты банальная крыса. Она задумчиво поглядела наверх, волоча заднюю правую лапу, гордо направилась к блюдцу с молоком.

«А ведь я мечтаю о коте, — подумал Никитин, — Младший, объясни тупому, что этот зверь делает в моем доме?..»

Утро было в меру солнечным, местами теплым. Подмигнув Ярославу, поздоровавшись с братом, Хранитель отдался дороге. Ранние прогулки уже вошли в привычку. Когда мозг отдыхает, а ты идешь по просыпающемуся Городу, чувствуя мостовые подошвами, не зная, куда тебя приведет путь. Зная лишь, что цель есть. Первый глоток загодя припасенного кофе, первая сигарета, первый луч солнца. Когда в проеме арки возникло Белое Древо, Виконт даже удивился. Он давно не был здесь в утренние часы. Вечером да, закатное солнце, галдящие людские щенята, под отбитой у бульдозеров столетней кроной, создавали дивно гармоничную картину.

Копошение у корней. Хищный оскал, заменивший легкую улыбку, возник на лице, как только парень увидел источник движения.

Крыса.

У корней.

Сгущавшийся гнев рассеял кошачий силуэт, мягко толкнувший серую тушку носом и растаявший в ветвях. Крыса была ранена. То, что это девочка, Никитин понял сразу. Чисто женская грация движений длиннохвостой скотины покоряла. Хранитель присел около животного. «И какого хрена мы тут делаем?» Рассерженное шипение было ему ответом. «Ладно, Младший, под твою ответственность, а чем ее кормить, зверюгу этакую?»

Хранитель вскинулся на кровати, пытаясь поймать ускользающее ощущение неправильности. Ночью произошло что-то плохое. Не так. Что-то очень плохое. Он еще ни разу не встречал такой реакции Города на событие. Чувство потери было сродни утрате руки. Звук внезапно заработавшего телевизора дошел до сознания не сразу.

«…Патруль обнаружил тело подающего надежды поэта на склоне в районе Пешеходного моста. Юношу буквально разорвали на куски. По-видимому, реакции властей мы дождемся лишь тогда, когда бездомные собаки будут рвать наших детей в подъездах наших домов. Слово эксперту по проблеме бродячих животных Максиму Исаеву…»

Лада была как всегда очаровательна и иронична. Сегодняшний поход на супермодного певца с последующей тусовкой был не развлекательным, а деловым. То, что он «пел», не нравилось ни Виктору, ни девушке. Но курсовая по юношеской психологии звала, как та труба, и они окунулись в угар молодежного отрыва. Крайне скоро стало откровенно скучно. «Певец» открывал рот, техника издавала звуки, публика исправно тряслась, потребляя алкоголь в количестве, заставившем покраснеть матерых сельских алкашей.

Восприимчивые и попугаистые. Самоуверенные и мнительные. Смелые и пугливые. Старающиеся казаться разными и такие одинаковые. Потерянное поколение. Дети независимости.

— Знаешь, — прокричала Лада на ухо парню, — между нами и ними разница лет 10, а впечатление, что не меньше ста. Я их не понимаю. Откуда такая стайность? Кажется, что они хотят отказаться от индивидуальности напрочь. Забив ногами, забыть о ее существовании.

— Они с мозгами готовы сделать то же самое, – ответил Виктор, – так проще. Не нужно думать, с нами тот, кто все за нас решит. Но как-то их дохрена, выбравших, как проще. Ни дать ни взять потерянное поколение. Хорошо еще, что пока Тьма мало обращает на них внимание. Найдись лидер, который их заведет, пойдут куда скажут, они явно позабыли, что такое хорошо и что такое плохо…

Истошный вопль перекрыл фонограмму, всколыхнув людское стадо. Над телом, корчащимся в луже растекающейся крови, застыл невысокий подросток лет 15, с огромным удивлением разглядывающий нож в своей руке. «Я… я не хотел. Я… только попугать…»

Через минуту Хранителю показалось, что клуб, в котором они находятся, разлетится на куски. Город плакал. Навзрыд. Чувствовать и разделять боль потери тысячелетнего существа, было… тускло. Дуновение из дальнего конца зала заставило поежиться. Что-то старое, злое обнаружило свое присутствие и тут же исчезло.

«Здравствуй, Младший. Мутно как-то. Город плакал, представляешь? Настроение ни к черту».

…Промозглый ветер поднял опавшие листья…

Хранитель поймал золотой кленовый листок. «Пожалуй, ты прав, котяра. А не сходить ли нам на пленэр».

Кровавое закатное солнце коснулось креста на верхушке колокольни. Виконт, запахнув куртку, шагнул через цепь. Перед ним простирались днепровские аллеи. «Когда силы зла властвуют безраздельно», — прошелестело в листве. Едва видимая дорожка уводила в сумрак. «Какого… тебя сюда занесло, болезный. Успешный мальчик, надежда украинской культуры. Что ж ты не на приятной блондинке пыхтел, а поночи здесь шарился? Никак не пойму».

Крик… птицы? разрезал предзакатные сумерки надвое. Шорох листьев заполонил все вокруг. Скрипнуло дерево, обернувшись, парень не увидел дороги, по которой пришел. Тишина рухнула издохшим на свадьбе баяном. Ощущение недавнего дуновения зла вернулось в полной мере.

Зародившееся невдалеке рычание разорвало застоявшуюся ночь. Уже ночь?

Стая гнала добычу.

Хранитель мягко перетек к соседнему дереву. «Каштан, хорошо», — отозвалось подсознание. Времени выяснять, почему хорошо, уже не было.

Фигура, появившаяся впереди, дышала страхом. «Твою мать, вот дурень, нельзя так себя вести, был бы псом – точно б кинулся», — мелькнувшая мысль быстро отступила назад. Времени думать тоже не было.

Вой, вырвавшийся из горла Хранителя, заставил бы обзавидоваться пресловутую Собаку Баскервилей.

Фигура отшатнулась, но она интересовала сейчас меньше всего.

Хранитель, выдернув из глубин подсознания грань Вожака, звал СВОЮ стаю.

Но псы, гнавшие мальчишку, успели первыми. С коротким рычанием Вожак принял на коготь темную тень, слишком вырвавшуюся вперед. «Папа – доберман, о маме умолчим», – человеческая сущность, оказывается, никуда не делась.

А потом стало весело.

Только как-то… мокро.

Делая позже укол от бешенства, Никитин осознавал, что тогда чертовски проиграл в темпе. Он не ждал этой встречи, не был к ней готов. Сила пошла на силу, а их было больше.

Блеск клыков у горла.

Пена из оскаленной пасти медленно падает на лист каштана. «Каштан хоро… а впрочем, какая теперь разница».

Предсмертный визг стелется по лунному отблеску.

Мягко.

Плавно.

Кроваво.

Он не понял, когда вокруг стало совсем тесно. Но мохнатый бок рядом показал четко: ЕГО стая пришла.

Хранитель подошел к скорчившейся человеческой? фигуре, стирая с клыков? кинжала густую тягучую кровь и слегка придержал серую суку (папа – мастиф). Господи, откуда в наших широтах свободно шляющиеся мастифы? И мамы стыдится нечего. До чего падка была старушка-кавказка на заграничных кавалеров

«Порвать? Вожак мигни!»

«Как же вы похожи, звери».

— Ты кто, мальчик?

Виктор, щедро плеснув в кофе коньяку, протянул чашку сидевшему напротив невысокому пареньку лет 18. После событий на склонах не прошло и часа, чудом выживший мальчишка в себя пока не пришел.

Поначалу разговор шел туговато. Но после третьей чашки кофе и полбутылки не кофе Артем разговорился.

Они знали друг друга с младенчества. «Три мушкетера» вместе бесились в песочнице, вместе грызли гранит науки, обламывая младенческие зубы, вместе влюблялись, вместе дрались.

Максим рано начал писать стихи, бренчать на отцовской шестиструнке. Сергей увлекся точными науками, профессора универа качали головами, поражаясь смелым решениям парнишки. Сам Артем стал философом (хотя и не был женат). Поиск смысла жизни, истинной веры откликался в нем гениальными озарениями, а виртуозная работа с источниками позволяла уму не отставать от чувства.

Неделю назад их гармоничной жизни пришел конец.

Сперва Максим непонятно зачем поперся ночью на днепровские склоны, а затем Сергей, на дух не переносивший шумные тусовки, получил четыре сантиметра стали в печень. Артем остался один. У него как будто отрезали два куска тела, это ощущение грызло паренька, как сварливая жена. В какой-то момент он не выдержал, под ноги легла темная аллея.

— Не может так, чтоб двое в течение недели ушли. И двое – мои лучшие друзья, практически братья. Я должен разобраться.

— Давай думать вместе. Ты к мистике как относишься?

— Естественно.

— Лады, тогда вспоминай все необычное, что с вами происходило за последний год.

— Максу Светка дала. Это настолько необычно…

— Артем!

— Ну… Я не знаю. А! Крендель был, в огне не горит, исчезает на ровном месте.

— А вот с этого момента поподробнее.

Артем искал истину. Сколько себя помнил. Он твердо знал, что она где-то рядом. Только вот где. О «Братстве Ищущих» парень узнал случайно. Однокурсник взахлеб ведал, что человек – это Вселенная, он равен Богу и есть те, кто поможет достичь совершенства.

Трехэтажный особняк в престижном районе Города производил впечатление. Устремленные в небо шпили бросали вызов Всевышнему. Мощные стены, узкие окна обещали защиту и покой. Крепкие мальчики на входе подтверждали первоначальные ощущения.

Это было заманчиво. Это было волшебно. Это было реально.

Невысокий толстячок рублеными фразами излагал идеи Братства.

«Ты можешь все. Стань сильным.

Твой потенциал огромен. Стань твердым.

Ты способен создавать миры. Стань мудрым.

Ты можешь то, что могли великие маги древности. Стань проницательным.

Ты мера всех вещей. Стань собой».

А потом невзрачный бледный парень с карими глазами творил невозможное.

«Он познал свою силу». Разлеталась вдребезги от внешне несильного удара чугунная батарея. «Он овладел своей энергией». Шипит в сжатой руке раскаленный прут, и затягиваются на глазах страшные ожоги. «Он вышел на путь, ставящий человека выше богов». Исчезает туманной дымкой фигура познавшего тайны «Братства Ищущих».

Сперва все было великолепно. Ситуация изменилась в день посвящения. Их привели в просторный подземный зал. Перед изумленными подростками простиралось сердце Братства. Дальняя стена зала, казалось, терялась в бесконечности. Тусклые факелы слегка разгоняли тьму, позволяя разглядеть фрески на стенах.

Прометей, приносящий огонь.

Дедал, взмывающий ввысь.

Геракл, повергающий Арея.

Плиты, покрытые разнообразными символами, вкрадчиво ложились под ноги.

Темная фигура в плаще встречала их в центре зала. С бледного лица пристально глядели холодные карие глаза.

Дальнейшее запомнилось отрывками.

Тягучее пение перемежалось сладковатым запахом.

Вспышки пламени – кромешной тьмой.

В какой-то момент над ухом что-то щелкнуло – и все закончилось.

Ритуал произвел на всех троих крайне сильное, но гнетущее впечатление. Вот еще что…

— Это самое то для детей, которые не совсем отупели. Вы не обращаете на нас внимания? Мы найдем тех, кто обращает. А возможности! То, что могли члены Братства, — это что-то! А идея! Богатейшая! Религия – костыли для слабых, вышибание бабла. Хочешь общаться с Богом? Ради него же! Сам. Все сам! Посредники не нужны. А пройдет время, раскроешь потенциал… Есть ради чего жить! Есть ради чего работать. Плюс ореол тайны. Очень скоро вы узнаете истинную цель Братства.

И стадный инстинкт удовлетворен сполна. Это натуральная сверхстая! За своих пасть любому порвем. Все бы хорошо… Но была в этом едва заметная поначалу гнильца. Не в идее, нет. В исполнении. Ведь любая идея зависит от того, кто ее воплощает. Злой –  она послужит злу. Добрый – соответственно. Сама идея – бессильна.

Вряд ли кто-то, кроме профессионала в поисках смысла жизни, заметил бы червоточину в действиях Братства. Посвящение стало последней каплей. Легкое пренебрежение в карих глазах. Слишком явная манипуляция сознанием с помощью музыки, запахов. Непонятный щелчок над ухом. И то, что многие символы на полу, отмеченные взглядом, принадлежали темным сущностям. Зачастую очень.

Друзья ушли из Братства. Через неделю погиб Максим.

Когда последние лучи солнца стали угасать, Виктор стоял на Замковой горе, глядя на Город. Мягко переливались в сумеречной дымке огни реклам. Крики «горько», кошачий ор, попса из кабаков, шелест листвы создавали неповторимый аккомпанемент. Хранитель закрыл глаза. Ему нужен был ответ. Через пять ударов сердца ответ пришел.

Раз в сто лет трое рождались с огромным светлым потенциалом. Если дети вырастали рядом, становились дружны, их сила увеличивалась стократ. После инициации они могли действовать как единый организм, несколько раз в прошлом «Светлые тройки» спасали Город от крупных неприятностей. Природа их была такова, что прислужники Тьмы не в силах лично причинить им вред. Но великолепно использовали случайности.

Теперь скорбь Киева стала понятна.

«В одиночку ты уже никогда не станешь тем, кем был бы, когда друзья стояли рядом. Тьма забрала их у тебя. Но после инициации перед тобой откроется другой мир, неведомый ранее, ты сможешь сделать так, чтобы смерть друзей стала не напрасной. Ты готов?»

Ночь, царившая над Детинцем, с удивлением отодвинулась от двух фигур, окруженных серебристым сиянием. Другая сила принимала сейчас под свое крыло того, кто так долго искал и, наконец, нашел. Яркая вспышка осветила лицо Артема, повзрослевшее, умиротворенное. «Осознай себя, – шепнул Хранитель, – время пришло». Уханье совы, столь неожиданное в центре многомиллионного мегаполиса, было ему ответом.

Старый черный кот, ветеран сотен уличных боев, лежавший неподалеку, удовлетворенно прикрыл глаза. Ему было тепло.

«Спасибо, Хранитель. За все. А теперь мне нужно уехать. С открытиями этой ночи нужно переспать. И не один раз. Я чувствую, что теперь многое знаю. Надо лишь разобраться в этом знании».

Виконт стоял на перроне, думая о прощальных словах Артема. «С ребятами из Братства после инициации что-то происходит. Что-то не совсем естественное. Слишком резкий поворот в поведении, реакциях. Знаешь, мне почему-то вспомнился Эникин. Такой себе переход на темную сторону силы. Гипноз, НЛП, еще какая хрень, но ключевая точка – это посвящение. Я уверен».

Никитин достал мобилу, набрал Вовкин номер.

— Привет, старик, ты о «Братстве Ищущих» слыхал? Мне нужны адреса ребят, которые с ним связались. Что-то там здорово нечисто.

— Вообще это эсбэшная парафия, — услыхал он в ответ, — но я через знакомых пробью.

Виктор вышел из последней по счету квартиры и закурил. Он не понимал, что происходит с людьми. Из списка, насчитывающего 50 с лишним имен, только четверо родственников отреагировали на рассказ журналиста, пишущего об украинских сектах.

Он был красноречив до тошноты. Все европейские, восточные, античные ораторы толпой нервно курили в углу, периодически стреляясь от зависти. Не брало. Большинству было по барабану. «Чым бы дитя не тишилось, абы в политику не лизло». Типа учатся, в подоле не приносят, на учете не состоят – и хорошо. Были исключения. Некоторые с трудом вспомнили о наличии у себя детей. Некоторые не могли помыслить об упущениях в воспитании. Для некоторых их чадушки были непогрешимы, их деяния критике не подвергались. При этом Виктор не переставал поражаться тщательности отбора кандидатов в Братство. Они собрали сливки. Каждый из пидростков обладал чертовски недюжинным потенциалом в какой-то области. Если их не удастся вытащить, зло получит великолепных адептов.

Парень спешил, он чувствовал, что времени остается все меньше и меньше.

«Светлый совет, блин», – думал Никитин, разглядывая сюрреалистичное сборище. Такой забавной компании он не видел давно.

Во главе стола располагалось олицетворение порядка и законности – в лице бравого милиционера Вовки. Встревоженную общественность представляли супруги Державины (их внучка Юленька, надежда украинской физики, в последнее время стала изрядно беспокоить бдительных бабушку с дедушкой). По правую руку восседал широко известный в узких кругах художник-баталист Венцеров. Его сын – лидер молодежной сборной страны по художественной гимнастике забросил спорт, пропадая в «Братстве Ищущих» все чаще. Последним представителем родственников выступала Ида Зиберман, женщина лет 35-40 в байкерском прикиде, нещадно дымившая «Житаном» без фильтра. Дополняли картину домовые в количестве 8 особей, создававшие неимоверный шум, и Смотрящий района, где располагался особняк Братства (в виде туманной фигуры в углу). Впрочем, ни его, ни домовых остальные участники собрания, естественно, не видели, что добавляло в это блюдо остроты. Финальным штрихом, завершавшим картину (авторства, несомненно, Дали), выступала крыса, сидевшая на холодильнике, с огромным интересом вслушивающаяся в разговор.

План действий складывался туго. Не было понятно, что сделать, чтобы вернуть детям ясность ума. Способности Хранителя тоже помочь не смогли. Каждое действие, направленное на прояснение ситуации, встречало мощнейшее противодействие. Против них работала какая-то крайне непростая сила. А он до сих пор не знал, какая. Звонок мобильника прервал безрезультатные споры.

«Я знаю, — услышал парень взволнованный голос Артема, — я знаю, что это был за хренов щелчок. И я знаю, что нужно делать». От свежеинициированного Библиотекаря сила, успешно закрывающаяся от Хранителя, скрыться не смогла.

«Они отрезают у детей прядь волос, после ритуала прячут их в зале посвящения. Нужно уничтожить волосы, тогда с ребят спадут навешанные программы».

«А что делать с родным, ненаведенным недовольством семьей, собой, жизнью? Тут добрый Я помочь не смогу. Да  никто, пожалуй, не сможет, – Хранитель оглядел свою гвардию и засунул за пояс ножны с кинжалом. – Цели, задачи определены. За работу, товарищи!»

Виконт чувствовал себя Нельсоном. Нет, моря не хватало. Ну, тогда Рокоссовским. Стратегом, короче. Было забавно. Парень хмыкнул. Хотя, в общем, причин для веселья было немного. Их эскапада выглядела нефиговой авантюрой.

Первый пошел.

Никитин четко понимал, что теперь он должен Владимиру, как земля колхозу. Как минимум с первым изданием ВК уже можно попрощаться. Ладно, хрен с ним, есть еще хорошие знакомые на Петровке.

Морду кирпичом. Поехали.

Наблюдать за работой потомственного мента – одно наслаждение. Частная охрана на входе в особняк Братства через три минуты «беседы» с Вовкой была не рада рождению на свет. «Странная компания» гордо прошествовала на территорию врага.

Было тихо. Не так. Было подозрительно тихо.

Второй пошел.

«Работай, Смотрящий, – опустил веки Хранитель».

Для умеющих видеть — это было так же эстетично, как недавняя сцена у ворот.

Дом менялся, лишаясь возможности связи с кем бы то ни было.Это походило на виртуозную игру карточного шулера. Слои и уровни вокруг бедного особняка смешивались как картинки в колоде, достигая единственно нужного расклада.

Есть.

Преферанс.

Теперь мы имеем дело только с теми, кто находится здесь в текущий момент. И самим Домом. Хранитель пожалел, что не наведался сюда ранее. Дом был с подвохом. Еще с каким.

«Какая курва над тобой так поработала», – искренне восхитился парень. Перед внутренним взором поочередно возникал то Критский Лабиринт, то Барад-Дур, то Дом Ашеров. Над всем этим висел тяжелый недобрый взгляд узких окон. Особняк был живой. И злой.

Виктор захотел познакомиться с его создателем. Сильно.

Хриплое перегавкивание полукольцом охватило группу.

Третий пошел.

Перед огромными пастями вдруг возникло с десяток слегка ошарашенных, но полных достоинства котов. Сиам, сибиряк, о, перс. Да вы эстет, батенька.

Лай с ходу перешел из разряда рабочего в сферу глубоко личную. Мяв и гарчание стихли в отдалении.

«Ну вот, эти при деле. Спасибо, Младший».

Двери распахнулись от легкого толчка.

«Подвинься, барин, – шелестнуло у колена, —  смешали дорожки, глупые. Ничего, справимся».

Домовые, дальние родственники леших принялись за дело.

«Четвертый… Как-то все очень гладко».

«Приятно смотреть на профессионалов, черт возьми. А еще сказки бают, кужух выверни, то да се. Ага, щас. Если эти милые создания, столетиями не выходящие из домов, делают такое с путем! То потомственный леший вас не то что в трех, в одной сосне заблудит».

Дорога была запутана. Вряд ли хоть один человек мог бы по ней попасть туда, куда хотел. Но на стороне Хранителя действовали не люди.

«Ступай, Хозяин. Мы пока держим путь открытым. Но дальше будет хуже. Там опасно».

«Спасибо, друзья, я буду осторожен».

Шорох множества лапок буквально наводнил все вокруг.

«Интересно, кто-нибудь со времен чумы видел столько крыс сразу?» – хихикнуло подсознание.

Вечер окончательно прекращал быть томным.

Вечный ужас и мерзость, разносчики множества болезней, всеядный кошмар человеческого рода. Способные в одиночку загрызть ребенка, а когда их много – порвать любого. Сейчас их было много.

Нет. Их было дохрена.

Шустрая тень, мелькнувшая из рюкзака, вклинилась в приближающуюся массу, устроив там неслабые завихрения.

«Анфиска, мать твою! Ты как здесь?!!»

«Стреляли», — прошелестело по коридору.

Серая волна отхлынула в норы, оставив посреди коридора одинокую, чертовски усталую фигурку.

Посмотрев в хитрющие бусинки глаз, Виктор облегченно вздохнул.

«Целая. Что, встретила старого друга?»

«Ага, тысченку-другую», – читалось в ироничных крысиных зеньках.

Очередная развилка.

«Похоже, господа, мы окончательно заблудились в этой твердыне зла», — обреченно вздохнул Игорь Венцеров. Никитин был с ним категорически согласен. Проклятый особняк, преодолев усилия домовых, вновь стал спутывать коридоры в узел.

— Погодите, милейший, – подняла руку Ирида Державина, – не бывает загадок без ответа. Эти символы мне до боли знакомы. Взгляни-ка, Коленька». Два доктора исторических наук склонились над странными закорючками на стене.

— Налево, любезные, и побыстрее, – наконец обронил Николай Державин, – время не терпит. На следующих пяти поворотах опять налево. Нам придется остаться здесь. Виктор, найдите того, кто воссоздал эту пакость.

С огромным облегчением Хранитель встретил потоком огня темный сгусток энергии, фонящий ненавистью. Очень жаль, что всего лишь один.

— Стойте. Игорь, – вдруг сказала Ида, — наше дело здесь. — Вспышка зажигалки осветила ее разом постаревшее лицо. — Вспомните свои ненаписанные картины. А я вспомню свои несделанные безумства. Иначе Виктору не пройти. Удачи, мой друг.

Цель была близка. Сердце дома билось где-то рядом. Тени, возникшие впереди, воспринимались как досадная оплошность.

Шаг.

«Потанцуй с нами, смертный». Леденящий холод заполнил все вокруг, подбираясь к душе. «Потанцуй…»

«Устроили тут джангу не пойми с кем».

Тело слушалось плохо. Телу было лениво и хотелось спать. Прямо сейчас. Здесь. Невзирая на стужу. Спать.

Хранитель уронил рюкзак, улыбнувшись заледеневшими губами. Он открывал все шлюзы, держащие человека в рамках. Сейчас было не до них. Да и людей впереди не было. Никого.

Нахлынувший как вспышка в ночи поток закружил в бешеном танце.

Так плясал огонь, пожирая ведьм в Севилье.

Так плясали языки пламени над умирающей Рязанью.

Так плясали погребальные костры, отправляя героев в страну мертвых.

Стихия, сопровождавшая человека испокон веков, не подвела. Прыснули в сторону резко потеплевшие тени, дверь в зал посвящения, спорхнув с петель, как потревоженная птица, прилегла отдохнуть у противоположной стены.

Тишина.

Взгляд.

Движение.

Удар.

Шипение.

Крик.

Они стояли друг против друга. Враг против врага. Холодные карие против раскаленных черных.

— Пошел. Вон, – с трудом проговорил Хранитель, слова казались ненужными, чужими, – трусу, избравшему вечную смерть, не место здесь.

— Что ты знаешь о Смерти, короткоживущая пища. Это…

Хранитель ударил.

Враг был быстр. Враг был силен. Как любой вампир, разменявший третью сотню. Но он позабыл, что в этом мире есть достойные противники и для немертвых.

Любят говорить о поединках мастеров боевых искусств. Дескать, во время оных зритель не в силах разглядеть происходящее. Сейчас ни фига не увидели бы даже мастера вышеозначенных искусств.

Отблеск движения.

Отзвук рычания.

Отсвет клыков.

Время замедлило свой бег, не в силах сдержать любопытство. Бой был по-своему красив. И страшен.

Держа тварь за горло, Хранитель подавил желание вырвать ей кадык. Мертвая плоть горела под его рукой.

«На тебе моя печать. И слово.

Ты не сможешь вредить людям. Никак.

Ты не сможешь служить тьме. Нигде.

Ты не вернешься в этот Город. Никогда.

Всем из своего племени скажешь: Киев закрыт для вас. Любой, кто войдет сюда, умрет конечной смертью. Это слово Хранителя. А теперь убирайся прочь, паленая кошка».

Виконт смотрел на умирающий дом. Пожар из подвала добрался наконец до внешних стен. Рядом выдыхали участники «Странной компании». Побитые, но не побежденные. В разных частях Города внезапно просыпались их дети, еще не понявшие, что все наносное, навеянное «Братством Ищущих» испарилось, а осталось только изначально присущее человеку: сила, мужество, доброта, честь, ум, любовь. Большинство из них скоро впервые почувствует, что подростковый возраст пройден, жизнь продолжается, и она прекрасна.

Виктор достал мобильный. «Частный вызов» — светилось на экране.

— Хранитель? Порезвились, любезный? – хорошо поставленный голос с левитановскими интонациями мог принадлежать как минимум премьер-министру Великобритании сочился ядом.

— Таки вы очень догадливы. И шо надо?

— Мы не представлены. Но это поправимо. Я тот, кто превратит этот городишко в ад. Как моя проба пера? Дальше будет хуже. Больше тебе никто не поможет. Никакие забавные зверюшки с людишками. Киев должен быть разрушен.

Никитин вслушался в звук приближающихся пожарных сирен.

«Каждое говно считает себя Джимом Моррисоном. Лады, поглядим, что ты за овощ».

 

Из фондов Вселенской библиотеки УДК 82-343.4.45468.

Танцующий на облаке

Пробуждение

Легкий ветерок пронесся над вершинами сосен, поиграл в салки с иссиня-черными воронами, подбросил ввысь старую газету и вдруг бросился вниз. К грешной земле. Что заинтересовало там вольного сына Борея? Кто знает.

Кустарник. Холмики. Сосенки. Мужик какой-то дрыхнет. Без задних ног. Передние разбросал. Как на кресте.

Ветерок робко коснулся щеки лежащего человека. Глаза распахнулись.

Звезды. Миллионы. Мириады. Бессчетное количество.

Испуганный ветер бросился прочь, прочь от этого страшного взгляда. Взгляда, который не может принадлежать коротко живущему. Прочь!

Тишина.

Напугавший обитателя эфира неловко поднялся на одно колено. На другое.

Помедлил. Встал.

«Твердое. Зеленое. Деревья. Звуки. Птицы. Земля. Рука. Рука? Моя рука. Моя?

Кто Я?

Мысли ворочались тяжело, как мельничные жернова под слабым напором воды. «Жернова?»

Шаг. Другой. Дальше пошло легче.

По лесной тропинке неуверенно брел невысокий чернявый парень со странным блеском в глазах.

                                                 Первые встречи

У Коляна горели трубы. Очень. Вчерашний шмурдяк неумолимо выветривался из головы, заставляя выискивать способ догнаться.

«Гля, хмырь стоит. Потерянный какой-то. Но не бичара, не. Бабло на кармане, небось, есть».

— Слышь, мужик, не пожалей пару монет на опохмел. Ветерану афганской войны, ага.

Взгляд клиента Коляну не понравился. Странный взгляд. Пустой. И полный.

— Тебе зачем?

«Да принять надо алконавту, не видишь, морда у него похмельная…» Голос, похоже, раздался стереофонией внутри черепа Коляна и потенциального спонсора.

Тот поморщился.

— Принять? Зачем?

— Не, мужик, заторопился страждущий, я ваще не запойный. Душа просит, понимаешь?

— Душа? – То, как глянул мужик, не понравилось Коляну вовсе. — Душа просит не этого…

— Ты не части, я ж не пьянки ради, плохо мне, брат. За державу обидно. (В свое время Колян литературку почитывал).  За деток малых. За премьера плененного. За жизнь свою загубленную. А водка, она чудеса творит. Тебя как зовут?

— Меня? Танцующий.

— Во, клевая погремуха, а меня Колян с Шевченко. Ты пойми, кады стакан примешь, так сразу и жить можно. Жить, понимаешь? А не мокрицей в углу ханыриться. А уж если второй привалит… Ваще лепота. Человеком себя чувствуешь!

Странно смотрел на Коляна его новый знакомец. «Человеком, говоришь», — читалось в его меняющих цвет глазах. Так он смотрел, что почудилось Коляну, будто он не 55-летний алкаш, а пятилетний пацан и рядом всезнающий и заботливый отец. Жизнь еще впереди, и ничего не определено.

Мужик со странным погонялом уже двинул в сторону разгорающейся свары за киосками, а Колян, уставившись невидящим взглядом вдаль, все шептал «Папа, папа».

                                                Их любовь была…

За ларьками происходил наезд. Трое бритоголовых пресовали прихипованную парочку.

«Что это?» — шепнул Танцующий. «Что, что, – раздалось внутри, – шакалята зубы точат. Порвут этих неформалов, тоже людьми себя почувствуют».

«И эти, людьми? Да кто ж вы такие, Люди?»

За МАФами дело уже дошло до триариев.

— Не, ты че, волосатик, ваще оборзел? Че ты тут шаришь? Ща мы тебя на бешбармак попишем, а курицу твою разложим по понятиям.

Прикосновение к плечу оторвало главаря от прочувствованного спича.

— А тебе чего, фраер?

Перед молодым волчонком стоял патриарх стаи. Нет. Небожитель. Первый волк.

— Ты хочешь почувствовать себя человеком? – едва шевельнулись губы Великого, – работай, твори, люби, живи. Будь им. Человеком, а не трупоедом смердящим.

Они уходили, опустив головы.

«Человеком???» — читалось на опущенных плечах.

— Спасибо, – звонким девичьим голосом, – спасибо Вам.

…Они любили друг друга? Наверное.

Ну, не Ромео с Джульеттой. Не Тристан с этой, как ее… Так и времена не те. Свободные нравы, революции эротические.

Они были неформалами. Им было по 16. Где мои 16 лет? На Большом Каретном? Не совсем. В вечном поиске себя мои 16 лет. В вечных сомнениях. В паршивом настроении. Нудных родителях. Попытках что-то доказать.

А тут Он (а тут Она!). Такая близкая/кий. Понимающая/щий. Что родство крови? Ерунда! Есть лишь родство духа!

Их любовь была похожа на легенду? Не особо.

Прошел месяц, другой. Она взрослела быстрее. И уже скоро история Изольды и этого, как его… казалась глупостью и блажью малолетки. О Джульетте, соске 14-летней, вообще помолчим. Хотелось жить по человечески. Как все.

«Так угасают чувства, — шепнул голос в голове, — их любовь БЫЛА похожа на легенду».

«Ты вообще кто?»

«Я? Я это ты. Ну, тот в ком ты…»

Эта музыка будет вечной…

 Вязкий, тягучий звук пронесся над площадью. Рваный аккорд, ритм перебора, чечетка боя.

«Что это?»

«Это? Гитара».

Сидящий под козырьком скамейки парень не походил ни на Еврита ни на Марсия. Совсем. Но сердце все равно ожидало блеска карающего лезвия Гекатебола. Или скрипа тетивы.

Танцующий наклонился поближе, ловя каждую ноту. Что-то в глубине его сущности пило музыку, как родниковую воду в жаркий день.

Глоток. Еще.

«Се Человек».

В мелодию шестиструнных переборов резко, зло, но на удивление гармонично, вклинился перестук каблучков.

Танцующий не открывал глаз. Это было не нужно. Кто-то дополнял гитарный ритм своим, переводя его на другой уровень, закрывая гештальт, придавая иной, не увиденный сразу музыкантом смысл.

Постоянно пьем чинзано, постоянно сыто пьяно

— Добрый вечер, – что-то прохладно ткнулось под ребра, – отбегался, касатик.

Между третьим и четвертым ребром дремала смерть. Маленькая, остроносая, девяти миллиметровая смерть.

— Двигай вперед, – нежно шепнули на ухо. Смерть слегка приблизилась, – двигай.

Он шагнул под звериный вой изнутри: «Нет! Беги! Он тебя/меня убьет, беги!»

Вы танцевали со Смертью?

Это просто.

Нужно лишь вежливо поклониться.

Подать даме руку.

Расшаркаться.

Отодвинуть назойливого претендента на Ее танец.

Приобнять партнершу.

И раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Хлопнул выстрел. Шарахнулась толпа. Взвизгнула упавшая гитара. Надорвался и затих внутренний голос. Сухо хрустнула рука, держащая смерть за талию.

Сбоку надвигалась следующая угроза. Багрово засветились новые Костлявые, извлекаемые наружу из подмышечных кобур. Дико растянулись давно не тренированные связки. Он скользнул к нападавшим, не успевая, не успевая, не успевая…

В сантиметрах промелькнул острый каблучок, в корне меняя ситуацию. Как изменило ее появление засадного полка на Куликовом поле.

Шаг. Поворот. Выброс. Крик.

— А теперь ходу! – низкий женский голос выдернул из горячки драки, указывая путь, прикрывая и направляя.

Не было и нет во всей Подлунной…

 Когда свет фонарей исчез за кронами, они остановились отдышаться.

— Погоди, — донеслось из сумрака, — дай туфли снять. Побегал бы на шпильках по грунтовке…

Он не видел говорившую.

Только горячее дыхание.

Терпкий запах муската.

Волосы, заслоняющие звезды.

— Хорошо танцуешь, – раздалось из темноты, – только увлекаешься.

Эти слова затронули что-то внутри. «Танцуешь… увлекаешься…» Где-то он это уже слышал.

— Ты тоже… хорошо.

— Ну, спасибо, уважил старушку. Что это за громилы-то были?

— Громилы? Те, кто громят? Не знаю. Нет. Погоди…

«Ты, сука. Попал крепко. Где наши бабки, баклан? Пахан тебе привет передает…»

— Знаю. Им старушки были нужны. Много.

Рядом задумчиво хрюкнули.

— Старушки? А ты из пенсионного фонда значит? Отдел по борьбе с геронтофилами. Оригинально.

— Нет, постой, – Танцующий прислушался к от дышавшемуся внутреннему голосу. – Не так. Не старушки. Бабки. Баксы

— Тады ой, если баксы. Сейчас они всем, знаете ли, не помешают. Ну, будем знакомы. Мяура.

Отблеск луны на миг явил собеседницу.

Непослушная челка.

Быстрый взгляд исподлобья.

Грация молодой кошки.

Напор БТРа-90.

Луна целомудренно скрылась за облаками, не давая досмотреть образ.

— А я Танцующий.

— Это я поняла…

Они брели вглубь леса и говорили. Минуты убегали вдаль.

И говорили.

Вокруг жила непостижимой ночной жизнью чащоба.

И говорили.

О людях. Их забавах. Танце. Музыке. Книгах. Женщинах. Мужчинах. Судьбе. Роке. Бабушках. Громилах. Дружбе. Любви.

О несчастных и счастливых, о добре и зле…

Этот мир и эта женщина открывались перед ним во всей их полноте.

Они почти не видели друг друга. Так, кусочки пазла при редких явлениях Селены. Тайна ночной беседы связывала собеседников прочнее якорной цепи. Возникали зацепки, шанс  появления которых при других обстоятельствах, был бы исчезающе мал.

Последние встречи

 Вспышка. Под ярчайшим светом умирает ночь, связавшая их судьбы.

Белесая пелена.

Казалось, из-под ног исчезла земля.

Голос отовсюду. Из каждой клеточки застывшего в ступоре тела.

— Танцующий. Какая честь, – ледяная издевка заставила бы замерзнуть полуденный воздух Сахары. – А что это на тебе? — брезгливость в голосе могла растопить замороженную было пустыню. – Тело??!

Память вскрыли, как банку тушонки острым охотничьим ножом.

Одним движением.

Дотла.

Звезды. Туманности. Вспышки Сверхновых. Огромные хвосты комет. Маленькие шарики планет.

Полет меж галактик, когда огни звездного роя сливаются в одно размытое пятно.

Танец в ореоле рождающегося светила. В ядре умирающей планеты. В космическом вакууме.

Потому что Танец — это жизнь.

Они встречали рождающиеся звезды, и новорожденный гигант, едва осознав бытие,  уже ощущал рядом дружеское присутствие.

Они провожали умирающие миры, и те, уходя из нашей реальности, чувствовали опору, поддержку и надежду.

Они были Танцующими.

А молодежи передавался всего один запрет. Не воплощаться.

Одеться в тело, при этом чаще всего автоматически выдавив в небытие его обитателя… Ходить с трупом на плечах…

Да и можно ли порхающему между звездами остаться в своем уме, ограничив свое восприятие  пятью-шестью несчастными чувствами. Что от него останется? Сможет ли он после вернуться к нормальной жизни? Не утратит ли саму свою суть? Суть Танцующего?

Шок. Бессилие. Обреченность…

Теплое плечо рядом.

— Погодите ка, братцы, – голос Мяуры взрезал пелену дамасской сталью. – Чего-то я не совсем суть наезда уловила, бестелесные вы наши.

Мягкое касание женской руки.

Детский смех. Капли дождя. Запах кофе из окон львовской кафешки. Гитарный перебор. Привкус корицы в яблочном пироге. Сыгранная семерная при паршивом раскладе. Морская волна. Золотые ворота Карадага на закате. Нежное прикосновение мужской руки. Башни Каменецкой крепости. Солнечные лучи ранним июньским утром. Мокрые камни Андреевского. Ток крови по венам. Жалость. Любовь. Восторг. Счастье.

— Какие у вас там претензии к воплощению? – издевка в голосе Мяуры тоже не отличалась теплом. – А вы откуда, кстати, нарисовались, такие загадочные.

Танцующий вспоминал.

Теперь он знал, кто да откуда. И это знание ему не нравилось.

В космосе обитали не только Танцующие. Были и другие. Со своими целями и задачами. Это нельзя было назвать войной. Не тот уже был уровень у сторон. Но и миром ситуация не была.

Танцующий вспоминал.

Планета умирала. Тяжело. Больно. Живущие на ней довели мир до гибели. Они долго старались. Долго и упорно. Сотнями лет. Тысячами. Они не хотели. Но сделали. Танцующий приник к сердцу угасающего шара. «Ты не бойся, – шептал он, – это не конец. Это только начало».

Стремительный проблеск. Вспышка. Он не успел. Очень тяжело было переключится с помощи умирающему на свою защиту. Он не успел. Чернота.

…Легкий ветерок пронесся над вершинами сосен…

Танцующий вспомнил. Все.

— Хватит, – сказал он, – пора заканчивать наш затянувшийся спор.

— Пора, – согласилась Пелена.

Вы танцевали с Пустотой?

Это просто.

Нужно лишь увидеть Ее. Всю. Не нужно кланяться. Это не та партнерша. Даже руку подавать не надо. Всего лишь шагнуть из первой позиции, пропустить Ее перед собой, улыбнуться. Скользнуть вдоль Ее тела. Закружить. Хлопнуть в ладоши…

И раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Темнота. Вокруг приходит в себя обалдевший от происшедшего лес.

Танцующий крепко прижал Мяуру к себе. Коснулся ее губ своими.

— Идем со мной.

Вдох. Выдох.

На опустевшую поляну несмело выглянул самый бравый заяц.

«А как же Земля?»

«Ты сможешь вернуться в любой момент. Теперь ты можешь все. И воплощаться, когда захочешь. Для нас больше нет запретов».

Две мелькнувшие тени на миг заслонили звезды.

третью главу читайте тут http://perekat.kiev.ua/?p=5141

пятую тут http://perekat.kiev.ua/?p=5224